— Полин, а откуда вообще это название пошло? — поинтересовалась Лида Литвяк. С этим зверем она была знакома только по картинкам в учебнике географии.
— Сергей Васильевич так обозвал. Но я сама видела в зоопарке этих крокодилов, которые африканские. Ух, и тварюга! Пасть вытянутая, — эти слова сопровождались соответствующим жестом, — а зубов в ней! Не пересчитать, и все острые. Бронированный он, кстати.
— Крокодил???
— Ну да. Спина в такой мелкий квадратик… ну как осназовские танки.
Слова произвели должное впечатление. Танки все видели (они проезжали мимо аэродрома), и плитки на броне были замечены. Вертотлетчицы сделали, в общем, правильный вывод: то, что расположено на броне, должно ее усиливать, и это относилось как к гусеничной технике, так и к африканским зверям.
— А еще если кого из десантников ранят, то вывозить опять же мы будем.
Не было сказано "убьют". Это слово как будто было вычеркнуто из лексикона — и не только у вертолетчиц.
Разговор продолжился в чуть неожиданном ключе. Спросили из дальнего угла:
— А средь наших соколов хоть один неженатый имеется?
На этот вопрос Осипенко нашла ответ совсем не сразу.
— А ведь верно ты подметила, Рита: все, как один, женатики. Но… есть все же возможность. Тут слышала я ненароком про такого: капитан Маргелов зовут. У него в подчинении батальон лыжников. Так вот: сам комкор Жуков при мне сказал, что у этого самого капитана прекрасные задатки десантника. А в том батальоне… — эффектная пауза, — …все эти лыжники — ребята лихие, как на подбор. Вот что хотите — а там холостые имеются. Полагаю, что их-то мы и будем возить.
В помещении послышалось приглушенное хихиканье. Полина чуть снисходительным тоном — она-то уже второй раз была замужем — продолжила:
— Помяните мое слово: еще эти ребята к нам будут бегать с передовой. Они к нам, а не наоборот! И то молвить: что хорошему лыжнику двадцать километров отмахать? Тьфу да ничего! Особенно ежели на бронетехнике.
На этот раз хихиканье обратилось хохотом.
Но по уходе в свою комнату развеселое настроение Полины Осипенко враз обратилось в противоположное. Ей снова вспомнился тот необычно яркий сон.
В нем они сидели в спарке с Толей Серовым, но то был не тренажер, а настоящий вылет на настоящем И-16. Отработка слепого полета. Она, майор Осипенко, действовала правильно. Но потом Серов сдвинул темный колпак в свою сторону и на вираже сорвался в штопор: точно так же, как случилось на тренажере. И опять пришла мгновенная растерянность, а потом, когда она стала рвать штурвал на себя, выводя машину из пике, ей, как и тогда на тренажере, не хватило пары десятков метров. И пилот-инструктор не помог. В этот самый момент Осипенко проснулась с колотящимся сердцем, уже поняв разумом, что все обошлось; всего лишь сон, ночной кошмар и ничего больше. Только очень уж детальным он был. И еще одна странность: Осипенко обычно почти не запоминала сны, но это заклинился в памяти намертво и до мельчайшей детали.
И почему-то сразу же в памяти всплыла картинка: лицо седого коринженера. В тот момент, когда оба вылезали из тренажера, он на них смотрел каким-то непонятным взглядом. Полина отнюдь не сразу подобрала описание. Чуть ли не минуту спустя нужная мысль появилась: это был взгляд учителя, превосходно знающего возможности ученика и потому заранее ожидающего от него неверный ответ.
Но откуда Александров мог знать, что Осипенко и Серов так позорно провалят эту, в общем, несложную контрольную? Ответа не было.
Тут майор Осипенко тряхнула своей короткой прической. Рассуждать об этом сне было совершенно некогда. Приказ наступать мог прийти со дня на день. А дела еще не все были переделаны.
