Боевой клич - [5]

— Ты разве не будешь ужинать, сынок?

— Я не голоден.

— Мать очень расстроена. Сигарету хочешь?

— Нет, спасибо.

— Тебе не кажется, что нам нужно поговорить?

— Кажется, но как только я пытаюсь это сделать, мать закатывает истерику.

— Тогда давай поговорим вдвоем. Может, мне ты сможешь объяснить?

— Я не могу этого объяснить даже себе, папа.

— В школе мне сказали, что тебя готовы принять в колледж в Джорджии. Ты же мечтал об этом.

— Мечтал... Только разве я могу учиться в колледже, играть в футбол, когда началась война?

— Но тебе ведь всего семнадцать! Армия обойдется пока без тебя. Не беспокойся, когда ты им понадобишься, они сами найдут тебя.

Дэнни вздохнул и безнадежно махнул рукой.

— Ну вот видишь... Мы уже сто раз говорили об этом.

— Поговорим и в сто первый. Я должен понять, иначе просто не подпишу твои бумаги.

— Делай, как хочешь.

— Я бы еще понял, если бы тебе плохо жилось дома или ты влип в неприятности.

— Да дело вовсе не в том, что мне плохо. Наоборот, мне очень хорошо. Ты даже ключи от машины мне отдал.

— Тогда почему ты записался добровольцем в морскую пехоту?

— Лучше не спрашивай.

— А Вирджил?

— Ты же знаешь, он бы пошел со мной, но его мать очень больна.

Генри Форрестер потер ладонью лысеющую голову и глубоко затянулся сигаретным дымом.

— Знаешь, Дэнни, я так паршиво себя чувствую, когда понимаю, что не смог стать для тебя хорошим отцом, не дал тебе всего того, что мог бы дать.

— Да ты всю жизнь работал, как лошадь, когда же ты мог еще и мной заниматься!

Форрестер-старший снова выпустил клуб дыма.

— Я иногда завидую тебе, Дэнни. Да-да, я завидую своему собственному сыну! И все потому, что ты стал таким, каким я сам всегда хотел быть. Когда тебе не было еще и десяти, ты уже не нуждался во мне. Помнишь, как ты бегал продавать газеты на углу и каждый день приходил в синяках, но все-таки отвоевал это место?

Дэнни молча кивнул, не понимая, к чему клонит отец. Тот тем временем закурил новую сигарету и продолжал:

— А когда мы запрещали тебе играть в футбол и запирали тебя, ты убегал через окно. И опять-таки добился своего и стал футболистом. У тебя хватило характера настоять на своем. А у меня это никогда не получалось.

— О чем ты говоришь, папа!

— Я всегда хотел, чтобы ты играл в футбол, но я тогда принял сторону мамы, Впрочем, я всегда принимаю ее сторону... В общем... я вот что хочу сказать... В душе я горжусь, что мой сын пошел в морскую пехоту. Но не думай, что так легко расстаться со своим мальчиком... Ну, ты сам понимаешь...

— Папа! — Дэнни приподнялся на койке. — Папа... Я... я даже не знаю что сказать...

— Ты уже сообщил Кэтти?

— Нет, сэр.

— Тогда тебе лучше не откладывая повидаться с ней.

Глава 2

Константин Звонски лежал на скрипучей кровати, окутанный облаком синеватого дыма, медленно плывущего по потолку. Тусклая лампочка под потолком едва освещала убогую комнатку дешевого отеля.

Тишину улицы нарушил стук каблучков. Звонски метнулся к окну и отодвинул грязную штору. Это, должно быть, Сьюзан.

Нервно затягиваясь сигаретой, он слушал, как она поднимается по лестнице и подходит к двери. Едва она оказалась в комнате, он захлопнул дверь и обнял ее, свежую и раскрасневшуюся от январского холода.

— Господи, солнышко, ты же вся дрожишь.

— Я сейчас согреюсь.

— Нет-нет, ты чем-то напугана.

Она мягко освободилась от его рук, сняла пальто и, присев на кресло, закрыла лицо руками.

— Что, опять твой старик?

Она молча кивнула.

— Черт возьми, ну почему он не оставит нас в покое!

— Я сейчас... сейчас, Конни...

Он зажег ей сигарету.

— Спасибо, милый.

— Что, совсем плохо?

Сьюзан уже взяла себя в руки, но глаза у нее были полны слез.

— Как обычно. Обзывал, грозился... Но это уже не важно. Я здесь, значит, все в порядке.

Конни крепко ударил кулаком по своей ладони.

— Черт, иногда мне кажется, что он прав. Я не то, что тебе нужно... Иначе разве я позволил бы тебе приходить в этот крысятник? Он ведь желает тебе добра. Если бы я был таким парнем, как он хочет!

— Разве я когда-нибудь жаловалась?

— Да в том-то и дело, что никогда. Нет... я не то говорю...

Он отвернулся и оперся руками на стол. Сьюзан подошла сзади и, обняв его, положила голову ему на плечо.

— Ты сегодня даже не поцеловал меня, Конни.

Он тут же обернулся и обнял ее.

— Я так люблю тебя, солнышко, что иногда кажется, что сойду с ума.

Он несколько раз поцеловал ее, едва касаясь губами ее губ.

— Я тоже люблю тебя, Конни, — прошептала она.

Конни усадил ее на кровать.

— Слушай, малыш, мне нужно сказать тебе что-то важное. Мы уже говорили об этом. Твой отец не оставит нас в покое, поэтому нам нужно уехать из Филадельфии. Мы сможем... Я найду работу... Господи, ты же знаешь, что я стану пахать, как вол, только бы у тебя было все, что ты хочешь...

— Я знаю, Конни.

Он быстро нагнулся к ней и жадно, но в то же время нежно поцеловал в губы.

— Сьюзан, ты даже не представляешь, что значишь для меня. Вся моя жизнь — это ты. Без тебя и жить не стоит.

Она поцеловала его руку и улыбнулась.

— Надеюсь, мистер, вы знаете, что тоже небезразличны мне?

Он закурил сигарету и некоторое время нервно ходил по комнате, не зная, с чего начать.

— В общем, так... Вчера я записался добровольцем в морскую пехоту. — Долго мямлить было не в его характере.