Боевое задание - [59]

Сперва курился только дым, а потом стали подниматься клубы огня, потом начался такой треск, что казалось, загорелся даже лес, отделявший беженцев от карателей. Дети крепче хватались за юбки матерей, старики, упав на колени, молились богу или посылали проклятья супостатам.

Пожар наливал весь лес пламенем, и страшно было, что и на самом деле загорится зеленая защита, да и все вокруг займется этим истребительным огнем.

Люди, сами того не замечая, постепенно собрались в одно место, под ветви огромного старого дуба. Собрались и сгрудились так, будто стали теперь одной большой, вконец разоренной, обездоленной семьей.

В напряженном, жутком безмолвии сотни людей вдруг раздался вопрос:

— Что было бы, если бы не заметили, откудова появились те супостаты?

— Ага. Все ждали их на дороге, а они из воды…

— Кто первым их заметил?

— Кто-то смекалистый.

— Говорят, какой-то мальчишка.

— Какой?

— Чей?

Мальчишки, запуганно жавшиеся к своим родителям, стали переглядываться, глазами спрашивая друг друга. Но герой не объявлялся.

— Да-а, кто-то очень скромный, — заметила седая учительница, стоявшая рядом с тетей Ниной.

Гриша молчал. Прижимаясь к тетке, он с ужасом смотрел на горящее село и думал только о том, чтоб налетели партизаны, отрезали карателям путь к их катерам и самих загнали в тот смертоносный огонь.

ДОРОГОЮ ЦЕНОЙ

В партизанской землянке было тихо и пасмурно. В печурке, возле которой со своим сапожничаньем пристроились дед Иван и двенадцатилетний Назарка, чуть слышно потрескивали дрова. А за оконцем из единственного зеленоватого стекла билась, как стая белых бабочек, прилетевших на огонек, настойчиво шуршала густая снежная пороша. Тихо в этом убогом жилище было не оттого, что в нем осталось только три человека. Нет.

Тяжело раненный минер Темир Османов так истек кровью, что рукой лишний раз не может шевельнуть. Чуть слышным стоном, похожим на вздох, очень редко подзывает к себе, когда чего-нибудь надо: не любит он беспокоить.

А дед Иван и Назарка все уже переговорили за время долгого, томительного ожидания отряда, ушедшего на опасное дело. И теперь настороженно прислушиваются ко всякому новому звуку в лесу. А их в непогоду бесчисленное множество. То что-то жалобно скрипнет. То стукнет-грюкнет надломившийся, но не сорвавшийся тяжелый сук. То ухнет падающий под напором ветра сухостой — на корню умершее дерево. И чуть что, дед Иван или Назарка посматривают на дверь — не идут ли? Может, несут раненого. Может, кто погиб…

Неделю назад один железнодорожник сообщил партизанскому связному, что в старом, заброшенном пакгаузе немцы устраивают склад боеприпасов. Уже выгрузили несколько вагонов с тяжеленными ящиками. Обносят склад колючей проволокой, возводят высокий забор. Вот партизаны и решили взорвать склад, пока фашисты не очень укрепились. Пусть везут свой адский груз дальше. Дорога до фронта далекая — не здесь, так в другом месте поезд нарвется на партизанскую мину. Это уж как пить дать…

Ушли партизаны на это дело всем отрядом, забрали весь запас патронов, оделись потеплее. А главным разведчикам, Коле Скороходову и Оле, теперь тоже ставшей Скороходовой, дед Иван и Назарка сшили комбинезоны из парашюта, найденного в лесу. Это был им свадебный подарок. В общем, подготовились к боевому заданию основательно. Все должно бы кончиться хорошо. Но вот истекли все сроки, а их все нет. И ходьбы-то тут всего трое суток даже с самым большим петлянием.

Без петляния в партизанский стан нельзя возвращаться, чтобы по следу не привести врагов.

Назарка все это учитывал, и все равно никакая арифметика не сходилась. Теперь они с дедом больше всего надеялись только на приход связного Фомича. А что Фомич будет знать все о партизанском отряде, Назарка не сомневался.

Одноглазый лесник Сидор Фомич знал все, что творилось не только в его лесу, но и в окрестных селах, да и в городе.

Два сына Сидора Фомича в первый день войны были убиты на границе. Он сам пришел в отряд. Явился с винтовкой и пулеметной лентой и решительно заявил, что будет ходить в засады, бить фашистов. И стоило большого труда уговорить его остаться на своей работе, чтобы служить партизанским связным.

Только после того как комиссар назвал связного глазами и ушами отряда, Фомич понял, что дело ему поручается достойное. Он быстро установил связь с соседними лесниками. Сошелся с железнодорожниками, с ремонтниками. Хороший он связной, надежный. Но вот и его что-то нет.

— Уу-у — донесся слабый стон из дальнего угла землянки.

Это Темир просит воды. Назарка хватает берестяной туесок с кипяченой водой, который всегда стоит на печурке, и мигом подбегает к больному, лежащему на нарах. Темир пьет устало, подолгу отдыхая. Видно, совсем ослабел. На вопрос Назарки, может, чего-нибудь съел бы, отрицательно повел глазами. Назарке хочется плакать, когда он смотрит на Темира, угасающего, как последний уголек в костре. Но что можно сделать? Как ему помочь?

Поправив под головой раненого подушку из хвои, Назарка опять подсел к деду Ивану и просит подсказать, как помочь Темиру. Старательно выводит Назарка строчку по шву сапога, чтобы расположить деда Ивана. А тот молчит, туго затягивая дратву на заднике валенка, который за ночь стачал из ничего. Молчит…