Боевое задание - [51]

Долго все молчали. Потом учитель прошептал комиссару:

— Яро, может, пустим… У них, у русов, даже песничка така: «Один за всех, и все за одного».

Кошик и сам знал, что Тимофея не удержать, коль Ежо в опасности. Снял свой лучший в отряде маскхалат и молча отдал Кравцову с двумя гранатами в придачу.

Кравцов оделся и нырнул в туман, как в воду…

Мост через этот приток Трона стратегического значения не имел. Но в последнее время он стал партизанам как бельмо на глазу. Через этот мост немцы шайками ходили в Теплицы «на охоту». Они считали это местечко партизанским и жестоко расправлялись с мирными жителями — грабили, избивали, а тех, кто сопротивлялся, угоняли в Германию или расстреливали на месте.

Местечко и на самом деле было партизанским. Здесь все были как-то связаны с народными мстителями, жившими в лесистых горах. Многие жители были партизанскими связными или разведчиками. А парни и девушки, которых фашисты пытались увезти в немецкое рабство, почти все убежали в отряд.

Не раз партизаны устраивали засады на гитлеровских «охотников» и беспощадно с ними расправлялись. А на днях начисто уничтожили взвод эсэсовцев, пытавшихся увезти из местечка всех работоспособных мужчин и женщин. По опыту Бановец и других населенных пунктов, которые немцы дотла сожгли вместе с мирными жителями, партизаны знали, какая участь ждет Теплицы после расправы с эсэсовцами, поэтому решили отрезать фашистам путь в местечко — взорвать мост. Восстанавливать мост фашисты не станут — Советская Армия уже в Карпатах.

Уничтожить этот мост надо именно сегодня, в воскресенье, когда в город идет много людей из деревень. Вообще-то из сел Теплицкой долины гитлеровцы не пускают людей в областной центр, находящийся за этим мостом в трех километрах. Но по воскресеньям старикам и подросткам разрешается возить на рынок масло, яйца, брынзу и все, чем богата словацкая деревня. В мирное время Теплицкая долина, по сути, одна и кормила весь город. С этим военные власти вынуждены были как-то считаться. Тех, кто нес что-нибудь на рынок, часовые пропускали через мост, а у самого входа в город им выдавались специальные пропуска на вход и выход.

Этим партизаны и решили воспользоваться для проведения операции по взрыву моста.

Среди елочек, которые командир отряда сравнил с пятилетними девчушками, Кравцов зарылся в снег и стал ждать. Минуты казались часами. Часы — вечностью. Руки и ноги коченели. А нельзя было даже пошевельнуться, потому что туман рассеялся, взошло солнце, и немецкий часовой, весело напевая что-то себе под нос, ходил по мосту совсем близко, метрах в ста. Тимофей видел его в щелку между двумя ветками елочек, следил за каждым его шагом.

Еще немного, и через мост пойдут деревенские люди на базар. И тогда…

Но вот на дороге к мосту заскрипел снег. Кравцов оглянулся — из лесочка вышли две женщины. Одна несла под мышкой связанную курицу, другая — гуся в плетеной корзинке. Сразу видно, что несут продавать.

Немец просмотрел их документы и разрешил пройти по мосту.

Потом пошли еще и еще. Старух часовой не задерживал и даже в документы не смотрел. Зато девушек и молодок он держал подолгу, явно с ними заигрывая. Те вынужденно улыбались, чтобы только отвязался, и проходили по мосту.

Кравцов, глубоко зарывшись в снег, вытянул шею и совсем подлез головой под елочку — того и гляди стряхнет с нее снег…

Наконец на дороге показалась блондинка в черной барашковой шапочке, в коротенькой юбке-клеш, в теплой фуфайке, похожей скорее на жилет. Девушка на длинной веревке тащила за собой салазки, в которых сидели петух и две утки. За салазками бежала девчонка-подросток. Этой лет четырнадцать, не больше.

Завидев разрумянившихся от мороза девушек, часовой заулыбался и громко запел что-то на словацкий мотив.

Девушка еще издали стала ему подпевать и даже приплясывать в спортивных ботиночках. Немец обрадовался ее отзывчивости и, подражая ей в танце, начал скользить по мосту в своих огромных подкованных сапогах.

Кравцов замер под елочкой, перестал чувствовать холод, его теперь бросило в жар, от которого снег, казалось, тает как от огня. Пальцы, сжимавшие винтовку, разгорелись докрасна. Он не сводил мушки с головы немца, к которому приближались партизанка Вожена и переодетый в женскую одежду Ежо.

Замер и Рудольф за пулеметом, направленным на двери будки.

Все, что было в руках партизан огнестрельного, — направлено на будку и часового на мосту. Даже если операция по взрыву моста сорвется, Вожена и Ежо должны быть спасены.

Каблучки девушки и ее «сестры» глухо заскрипели по утоптанному до блеска снегу на мосту.

Тимофей положил палец на спусковой крючок винтовки. Из-под шапки струился пот. Но вытереться нельзя. Шевельнешься — и сам себя выдашь!

Вот часовой в капустно-зеленой шинели берет за талию старшую девушку. Она кокетливо щелкает его пальцем по носу. Немец в ответ на это игриво смеется.

У Кравцова от этого смеха пальцы становятся влажными, а спусковой крючок словно накаляется.

Блондинка в черной шапочке снова позволила немцу себя обнять, словно соглашаясь потанцевать. Но тут же выскользнула и показала себе на ноги, потом на дверь в будку. Видно, хотела дать понять часовому, что у нее замерзли ноги и она не прочь бы погреться.