Боевая практика книгоходцев - [4]

— Учту. А Ларисса — это…

— Экономка. Уехала в гости на три дня, вот мы тут и кукуем.

— Экономка — это хорошо, — обрадовалась я. — А то из меня повариха аховая, честно говорю.

— Да ладно, — ухмыльнулся дворецкий. — Октонога любой дурак сварит.

Я скептически поджала губы, но говорить ничего не стала. Поживем, увидим.

Наконец, мы с Карелом все доделали и, зевая во весь рот, спустились на первый этаж. Рид привел нас на кухню и сделал круг по помещению.

— Ну вот! Располагайтесь!

Посмотрела я на все это хозяйство и приуныла. Как растапливать печь, я не знала. Пришлось признаться в своей несостоятельности напарнику и дворецкому.

— Да что ж ты за девка такая, коли с печью управляться не умеешь? — удивился Рид.

— Да уж какая есть, — пожала я плечами. Ну откуда мне, городской девчонке из технического мира, знать, как растапливать печку и как ею пользоваться?

— Я умею. Сейчас все сделаю, — пришел мне на помощь друг. — А ты пока тащи сюда этого… с ногами.

— Октонога! — исправил его Рид и поманил меня в смежное помещение.

Глава 2 Об охоте на октонога и знакомстве с местными продуктами

Здесь располагалась просторная кладовая, из которой вела лестница в подвал. Впрочем, вниз мы не пошли, так как октоног находился в большом аквариуме, стоявшем в углу. Я присела на корточки и уставилась на… Ну, назовем этого монстрика — иномирной версией осьминога.

Такая же «голова», щупальца с присосками, но к ним в комплекте шли еще две внушительные хитиновые клешни. Отличие заключалось в том, что у октонога имелся большой широкий клюв, а глаза располагались на палочках-отростках, как у улиток. И расцветка абсолютно футуристическая: особь, взирающая на меня из стеклянного чана, наполненного водой, была ярко-малиновая с темно-синими кружочками по всему телу.

— И как его готовить? — с ужасом вопросила я, таращась на это чудо чудное, диво дивное.

— Да чего его готовить? Суй в кипяток, пусть варится, — любезно пояснил Рид.

— Так он же живой!

— А тебе какой нужен? — не понял дворецкий. — Их живыми варят.

— О боже! Жуть какая! — отодвинулась я от аквариума. — Я не могу! Это же… садизм какой-то.

— Что такое садизм, мне неведомо, а только бросать октоногов в кипяток надо живыми, целиком и не разделывая. Если сдохнет или туша повредится, всё, можно выкидывать. Мясо испорчено и есть его уже нельзя.

— А… яйца у вас есть? Омлетик пожарю… — намекнула я.

— Не-а, закончились.

— А мука и молоко? Блинчики умею делать.

— Не-а, всё закончилось.

— Ну, может, хоть крупа какая?

— Не-а, всё закончилось.

— Да чтоб вас! Как так можно жить — вообще без запасов?

— Всё закончилось! — с непробиваемым спокойствием повторял одну и ту же фразу Рид.

Тут из кухни позвал Карел:

— Кира, я печь растопил, поставил воду греться.

Я зыркнула на Рида и пошла на кухню задабривать напарника. Одна я к этому монстру с клювом и клешнями прикасаться отказываюсь.

— Карел, сходи-ка в кладовку. Полюбуйся на октонога. Эту тварюку надо бросать в кипяток живой. И я его боюсь.

Друг усмехнулся, сходил… полюбовался. Вернулся в задумчивости.

— И что будем делать? Я не могу совать в кипяток живое существо, — сказала, глядя в глаза парню. — Это ведь даже не рак.

— Давай оглушим его, — пожал он плечами.

— Напоминаю, повреждать целостность туши — нельзя! — прокомментировал наши реплики Рид.

— Значит, оглушим, не повреждая, — отозвался Карел. — Ждем, пока закипит вода, и начнем.

Мы расселись за столом и затихли. Не знаю, как Карел, а я так устала, что хотела только одного — спать. В Межреальности сейчас была уже глубокая ночь, и у меня глаза слипались. Наконец, вода в огромной кастрюле забулькала.

— Кир, идем! — толкнул меня Карел, и я поняла, что умудрилась задремать, пока ждала.

Вошли мы в кладовку, я по команде сняла с аквариума крышку, а Карел подцепил октонога специальными большими щипцами, на которые ему указал Рид. С натугой вытянув скользкую тушу морского гада перед собой, напарник потащил его на кухню. И все бы ничего, но монстр явно не желал быть сваренным. Он принялся щелкать клешнями перед лицом обидчика, вцепился двумя щупальцами в щипцы, два других выбросил вперед и причпокнулся присосками к полкам вдоль стены. Карел не успел притормозить и упал, поскользнувшись на натекшей с октонога воде.

— Лови его! — прямо мне в ухо заорал Рид.

Я дернулась, отшатнулась в сторону и тоже наступила в лужу. Через минуту мы трое — октоног, Карел и я — барахтались на скользком полу, силясь подняться. Только с той разницей, что мы пытались еще поймать морскую живность, а она старалась от нас удрать.

— Лови его! Лови! — верещала я.

— Он уползает, гаденыш! — гудел Карел.

— Да что же вы за балбесы такие! С октоногом справиться не можете! Он же не кусается! — это Рид.

Ага, не кусается! А клешни ему зачем? Для красоты? А клюв такой страшный? Декоративный, что ли? И вообще, гадко, мерзко… Склизкий он, этот октоног противный, и с щупальцами. Бр-р-р. В рот не возьму такую пакость, пусть сами его едят!

— Да глуши же ты его! — взревел Карел, пытаясь оторвать от своего лица присосавшееся щупальце.

Посмотрела я по сторонам, схватила большую железную крышку от аквариума и дала пятнистому малиновому гаду по башке. Тело октонога обмякло, правда, вместе с ним обмяк и мой напарник.