Боец тишины - [4]

Глава 2

День другой, а мысли те же, что и бессонной ночью. Вынул из-за ворота застегнутые ножны и раскрыл вороненую застежку. Всмотрелся в остро заточенное под скос на конце лезвие своего заказного клинка из голубой стали с антибликовым покрытием. Перекинул нож в руке, еще более вдумчиво вгляделся в обтянутую нарезанной кожей рукоять и… скрутил набалдашник. Этот штырь с винтовой нарезкой предназначен не столько тупой железке, сколько… такой же рукояти, тонкой гарде и узкому лезвию — второй боевой поверхности моего клинка. Это лезвие коротко, но удлинено за счет кривизны — сильного скоса в заточке. Этот клинок вышел из рук невзрачного немца с кельнских окраин — оружейника старой закалки, пропадающего в музейной пыли, но знающего себе цену. Немцу я заплатил столько, сколько он запросил, сознавая, что его оружию в моих руках цены нет. Этот клинок ценен, как моя жизнь, как смерть моего противника… Как знал, что мне скоро в серьезную рукопашную вступить придется! Как знал, что скоро четверых человек прикончить предстоит, не применяя ядовитые вещества и подобные облегчающие мне жизнь средства! Эх, Игорь Иванович, не просто мне с британскими бойцами в броне и респираторах справиться будет!

Потянулся к очкам, пытаясь протереть разъеденные потом и засвеченные плазмой глаза рукавом куртки, а не пыльной перчаткой, но куртка такая же пропыленная. Черт… Я вам все эти недочеты припомню, Игорь Иванович! И то, что вы меня на этот объект заслали, и то, что вы меня из Берлина отозвали — припомню! Не вовремя ведь отозвали, товарищ генерал! У меня ведь в Берлине в свете последних событий в такую высокую гору на таких высоких оборотах дела пошли! Бросать жалко было! Новое правительство ведь только начало в стране после переворота порядок наводить! Я в этом хаосе в считанные часы на такую высоту головокружительную взлетел, так продвинулся, как за все два года не выходило! Я Эриха Шлегеля купил — их сильнейшего контрразведчика, Игорь Иванович! А вы… А главное, я… Я к цели нашей подошел! Объект их вычислил и вирус нашел! Главного их вирусолога на нашу сторону перетянул, ведущего специалиста на нас шпионить принудил! А вы… Я и охранника нашего подослал, и поломойку переманил! Подумайте, скольких честных людей я за это время прикончил-похоронил! Подумайте, скольких страшилищ я в постель перетаскал за весь этот срок! Я же переспал не только с той тупой толстой коровой, но и с той старой тощей шваброй! Я в отчете не написал, что мне, красавцу, с этими коварными и требовательными особами выделывать пришлось! Эх, трудно мне это далось, Игорь Иванович! До сих пор при одной мысли о сексе тошнит! Но я все во имя Отечества сделать готов — все, товарищ генерал! А вы… вы… Обидно мне, что вы со мной так, товарищ генерал! Не цените вы меня, не считаетесь вы со мной совсем! Да все не беда! Обрадовало меня, что в восстающее из мертвых Отечество вернусь! Только вы мне и осмотреться времени не дали!

Свет отрубили, и я застыл на месте. Следом за мной и весь объект замер в молчаливом мраке. Несколько шагов в сторону — и, считай, я надежно скрыт. Не нарушая темной тишины, направился к второй двери. Здесь запру озноб за стиснутыми зубами и задержусь.

Сполз по стене на пол — посижу в засаде, подожду, пока меня ненастье минует. Да и вообще… Пора перевести дух, а то в голове все путаться стало… все — от стоящих в центре мыслей о гниении в тюрьме на сыром британском островке до мечущихся на краю мечтаний о гульбе на бескрайней свободе нашего севера. Знаете же, Игорь Иванович, как меня в мой Архангельск тянет — в город, где над серебренным водным простором простирается серое небо, где круглый год дуют холодные колючие ветры… где солнце бледно и короткие дни блеклы, а длинные ночи горят загадочными зыбкими огнями… где за заснеженной и засвеченной белой далью возвышаются стеной черные чащобы и виднеются в дымке верхушки одиноко стоящих елей! Знаете, как я по местам лихой молодости и молчаливым людям тоскую! Уверен, вы не забыли, что обещали мне заслуженный отдых дать в местах моих добрых воспоминаний! Я же вам объяснял, как безудержно туда вернуться стремлюсь — в свой город или в места своей старой службы!

Я ведь только о елках и овчарках и думаю, товарищ генерал, когда на моей дороге зверюги вроде Геттлиха встают или волки вроде Шлегеля встречаются! Я, Игорь Иванович, только такими мыслями о глуши и границе себя в руках и держу — ведь эти контрразведчики всегда на такой тонкой грани такого обрыва глубокого меня держат! Был бы Геттлих сообразительнее, а Шлегель бескорыстнее — мне бы все… конец! И мне, и вашим коварным замыслам, и моим рисковым задачам! Ничего, с Геттлихом я еще справлюсь! А Эрих Шлегель… Это настоящее чудовище — это мой ночной кошмар! Он отстает от меня всегда только на один шаг — и только по причине тормозящей его корысти! А задача его покупки не так проста! Шлегель на месте не стоит — все выведывает, все сведения собирает! И цена его вопроса возрастает вслед за ценой его принципа! Он совсем не совершенен, но как-никак — человек с крепким стержнем! С покореженным, но — все же! Его продажности предел предписан — и с этим строго! Страшный он человек — страшно сложный! Просто, в корнях и истоках искалеченной личности этого скрытого садиста стоят прочные принципы! Шлегель — не всегда готовый спустить целое состояние на шлюх в цепях и пытки в подвалах извращенец! Он — не всегда согласный на содействие с нашей разведкой за окупающий этот разврат гонорар предатель! Этот контрразведчик в основе своей серьезнее этих потех и выше этих вещей! Его корневые понятия о правоте и преданности своей стране нашей разведке никак не по средствам! Стоит Шлегелю прознать про остальные, решенные мной, задачи, стоит признать во мне — в Дитрихе Вайнере, в скромном гражданине Дойчланда датских кровей, сотрудничающим с такой же скромной разведкой датчан, — того, кого они называют Стяжателем, — мне его не купить! Немцам не известно, какой стране служит Стяжатель, но они знают, что он — опасный чужак! И они подозревают, что за его спиной стоит — Россия! И стоит Шлегелю настолько серьезного противника во мне заподозрить — мне из моего «Фатерланда» в мое Отечество не вернуться! И снова — в мыслях встает военная тюрьма!