Боцман и Паганель, или Тайна полярного острова - [9]

В то время, как наш усатый полиглот с гордо поднятой головой, приговорённого к казни Сократа удалялся к себе в каптёрку под полубак, Ваш покорный слуга был оперативно произведен начальством в штатные толмачи, то бишь в переводчики. Мой английский, мягко говоря — «оставлял желать…» Я выезжал на нескольких десятках типичных и специальных морских фраз и выражений, вызубренных в мореходке. Это давало какой-то словарный запас и привычку к арифметически правильной конструкции английской фразы. Не обладая особыми способностями, как у боцмана (а он и правда был человек талантливый) Шекспира и Бернса, особенно в оригинале, я опасался. Тем не менее с моей помощью наладилась какая-никакая коммуникация. Норвежец наконец смог представиться плененным им русским офицерам — капитану Владлену и старпому — Савелию Кондратьевичу.

Тут нас ждал сюрприз, майор к эффекту привык и посмеивался — командира береговой охраны сектора Медвежий (по норвежски звучит как Бьернья) звали Свен, ну а фамилия (ой — вэй, вы не поверите…) — Бьернсон. Я так думаю, что у его начальства в военно-морском штабе, где-нибудь в Осло, а то и поближе в Трамсё, попросту военное чувство юмора — «Ах, у нас тут майор Медведев. А не послать ли нам Медведева в сектор Медвежий. Охранять наш родной норвежский Медвежий от набегов русских медведей будет бравый майор Медведев… (Господа офицеры, всем смеяться!)»

В полдень Бьернсон вежливо объявил капитану, чтобы экипаж приготовился к швартовке со сторожевиком «Сенья» и официальным тоном добавил: «Жуковск» будет далее препровожден в надежное недалекое место. Там он будет оставлен на несколько суток для ожидания начала расследования инцидента и решений норвежских властей относительно дальнейшей судьбы судна и экипажа. «Я не без самолюбования переводил капитану этот интернациональный канцелярит (воистину — „Бюрократы Всех Стран — Объединяйтесь!“»

Наш ржавенький рыбачок пришвартованный к новенькому, пахнущему свежей краской (словно только сошедшему со стапелей верфи) военному — красавцу «Сенье» производил впечатление блудного сына, который капитально истаскавшись, в сопровождении красивого и ухоженного, а главное умного брата (оставшегося при богатом родителе) волочиться со скорбной рожей к папаше на покаяние.

Меньше, чем через час наша сладкая парочка подошла к западному, покрытому высокими отвесными скалами побережью. Самым малым ходом, изрядно петляя, мы вошли в небольшой фьорд (залив). Со стороны моря это место совершенно не просматривалось и должно было представлять превосходную базу для небольших военных кораблей и подлодок. За каким лешим норвежцы засветили его перед советскими рыбаками мы совершенно не понимали.

Нас пришвартовали к импровизированному причалу, словно вырубленному в виде очень глубокой ниши в отвесной скале. Наш траулер полностью скрылся в этой нише под нависающим скалистым козырьком. Норвежец пришвартовался к нам вторым бортом и остался под открытым небом. Швартовные тросы закрепили на мощных железных скобах, намертво вделанных в твердую скальную породу. Боцман, запрокинув голову посмотрел вверх. Нависающая черная скала полностью закрывала от нас серое полярное небо. «Под медвежьим крылом». — изрек наш народный поэт..

Глава 5. Лирическая

Между тем, как мы осматриваясь, дивились фантазиям судьбы, забросившей нас к столь неожиданному и экзотичному причалу, который наш судовой Вергилий (боцман Друзь) с поэтичной меткостью (словно модный отель в швейцарских Альпах) нарек — «Под медвежьим крылом». События подле нас, как говориться, продолжали развиваться.

Сторожевик «Сенье», покинул наш (уже наш?!) таинственный фьорд. Мы не сомневались, что он с крейсерской скоростью — узлов в тридцать торопиться к материку, с тем, чтобы заложить нас, пардон, доложить о нас береговому начальству.

Будущее однако показало, что во первых — радио и телеграф давно изобретены и во вторых, что приступы «Маньки Велички» не щадят ни детей, ни женщин, ни пойманных с поличным советских рыбаков — браконьеров.

Погода вне нашего, укрытого ото всех глаз и ветров, тайного убежища, ухудшалась с необещающей приятностей скоростью.

Сразу после составления «протокола о задержании» (как в милицейском участке) или как он там назывался, нашу радиорубку посетил норвежский спец и изъяв передающий блок (или несколько, я не спец) оную опечатал.

Дальнейшие сеансы радиосвязи с Мурманском или вообще с кем либо должны были происходить на «Сенье» под присмотром и с разрешения банкующей стороны.

В Сенино же отсутствие разрешался выход в эфир в экстренных случаях и только с самим Сеней (как мы привыкли уже называть, пленивший нас сторожевик) посредством переносной мощной радиостанции, презентованной нам во временное пользование.

Устройство работало на прием — передачу в заданном диапазоне, блокируя другие частоты («Прошу извинить, если перепутал термины. Есть вещи, в которых я не разбираюсь! Их не так много и как раз сейчас я над этим работаю. Пардон, приступ „Маньки“. Зая, где мое успокоительное?»)

Еще до происшедших вышеописанных событий группа советских промысловиков у острова Медвежий получила погодные карты (направление ветров, перемещение, зарождение циклонов, антициклонов — зон низкого и высокого давления, облачность, температура воды, воздуха, сезонные изменения направлений морских течений и т. п.)