Бочка амонтильядо - [2]

Я вынул одну бутылку из длинного ряда ее товарищей, лежавших на земле, и сбил с нее верхнюю часть горлышка.

– Пейте, – сказал я, подавая ему вино.

Он поднесь бутылку к губам, искоса глядя на меня.

Он остановился на минуту, дружески кивнул мне головой (бубенчики на колпаке зазвенели) и сказал:

– Пью за умерших, покоящихся вокруг нас.

– А я за вашу долгую жизнь.

Он снова взял мою руку, и мы продолжали путь.

– Эти погреба очень велики, – сказал он.

– Монтрезоры, – отвечал я, – сильный и влиятельный род.

– Я забыл ваш герб.

– Большая золотая нога на голубом фоне; нога давит извивающуюся змею, запускающую свои зубы в пятку ноги.

– А девиз?

– Nemo me impune lacessit[1].

– Очень хорошо, – сказал он.

Вино блистало в его глазах и колокольчики звенели на колпаке. И у меня голова немного кружилась от медока. Прошедши мимо наваленных в кучи человеческих костей, перемешанных с бочками и кувшинами с вином, мы достигли крайнего конца катакомб. Я снова остановился и схватил Фортунато за руку, повыше локтя.

– Селитра! – сказал я, – видите, тут ее больше. Она висит как мох вдоль стен. Мы теперь под ложем реки. Капли воды просачиваются сквозь кости. Уйдем, пока еще не поздно. Ваш кашель…

– Это ничего, – сказал он, – идем дальше. Но прежде еще глоток медока.

Я откупорил бутылку гравскаго вина и протянул ему. Он опорожнил ее залпом. Глаза его горели. Он засмеялся и жестом, которого я не мог понять, бросил бутылку на воздух. Я смотрел удивленный. Он повторил движение – движение шутовское. Я смотрел с тем же удивлением.

– Вы понимаете? – спросил он.

– Нет, – отвечал я.

– Значит, вы не принадлежите к ложе?

– Как?

– Вы не масон, не вольный каменщик!

– Как же, так, так, – сказал я, – да, я каменщик.

– Вы? Невозможно! Вы – вольный каменщик?

– Да, каменщик, – отвечал я.

– Знак! – сказал он.

– Вот, – отвечал я, вынимая из-под плаща лопатку.

– Вы шутите! – вскричал он, отступая на несколько шагов. – Но идем к амонтильядо.

– Хорошо, – сказал я, пряча лопатку под плащ и подавая ему руку. Он тяжело на нее оперся. Мы продолжали наш путь, отыскивая амонтильядо. Мы прошли под рядом очень низких арок; мы спускались; пройдя еще несколько шагов и спустившись еще, мы вошли в глубокое подземелье, где от спертого воздуха фонари наши почти не светили и казались тусклыми красными пятнами.

В глубине этого подземелья находилось другое, меньшее. Стены его были заложены человеческими костями, как и стены верхних погребов, таким же точно образом, как это устроено в больших катакомбах Парижа. Три стены этого второго подземелья были еще украшены таким именно способом, а от четвертой кости были приняты и в беспорядке валялись на земле, образуя в одном месте невысокий вал. В стене, обнаженной от костей, мы заметили нишу, глубиной около четырех фут, шириной в три, вышиной – в шесть или семь. Поскольку можно было судить, она не нарочно была сделана, а просто составляла промежуток между двумя огромными колоннами, поддерживавшими свод катакомб; этот промежуток упирался в массивную, гранитную стену самой катакомбы.

Подняв свой фонарь, горевший очень тускло, Фортунато безуспешно вглядывался в глубину ниши. Ослабевший свет не позволял нам увидеть ее.

– Подвигайтесь, – сказал я, – амонтильядо тут. Что же касается Лючези…

– Это невежда! – прервал мой друг, выступив вперед и идя в нишу, в то время, когда я следовал по его пятам.

В одну минуту он достиг конца ее и, наткнувшись на стену, остановился, нелепо изумленный. В одно мгновенье я приковал его к граниту. В боковой стене ниши были вделаны две железные скобы, на расстоянии двух футов одна от другой – в горизонтальном направлении. К одной была привешена короткая цепь, к другой – висячий замок. Забросить цепь вокруг его тела, прикрепить свободный ее конец к скобке и запереть его – было делом минуты. Он слишком удивился, для того, чтобы сопротивляться. Я вынул ключ из замка и отступил на несколько шагов из ниши.

– Дотроньтесь рукой до стены, – сказал я, – вы не можете не чувствовать селитры. Несомненно, здесь очень сыро. Позвольте мне еще раз умолять вас уйти отсюда. Нет? В таком случае, мне положительно необходимо оставить вас. Но прежде я окажу вам те маленькие услуги, какие в моей власти.

– Амонтильядо! – вскричал мой друг, не пришедший в себя от удивления.

– Это верно, – отвечал я, – амонтильядо.

Произнеся эти слова, я принялся за кучу костей, лежавшую в виде вала на середине катакомбы. Я отбрасывал кости в сторону и скоро открыл под ними порядочное количество песчаниковых камней и жидкую известку. С этими материалами и с помощью моей каменщичьей лопатки я начал, как следует, замуровывать вход в нишу.

Едва я выклал первый ряд камней, как увидел, что опьянение Фортунато почти совсем исчезло.

Первым признаком этого был глухой крик, стон, исходивший из глубины ниши. Это не был крик пьяного человека. Потом наступило длинное и упорное молчание. я положил второй ряд камней, потом третий, потом четвертый; и тогда я услышал бешеные подергиванья цепи. Шум продолжался несколько минут, в продолжение которых, чтоб насладиться им вволю, я прервал свою работу и присел на кости. Наконец, когда шум утих, я снова взялся за дело и без помехи вывел пятый, шестой и седьмой ряды. Теперь стенка была вышиной мне по грудь. Я опять приостановился и, подняв фонарь над стеной, осветил слабыми его лучами запертого человека. Ряд громких криков, болезненных криков, вдруг вырвался из груди прикованной фигуры и, так сказать, с силой отбросил меня назад. В продолжение секунды я колебался – я дрожал. Я вынул шпагу и начал совать ее в нишу. Но минуты размышления было довольно, чтобы успокоить меня. Я положил руку на массивную стенку, выведенную мной, и ободрился. Я приблизился к стенке. Я отвечал на завывания моего молодца; я им составил эхо и аккомпанемент, – я превзошел их в силе и пронзительности. Вот как я сделал – и крикун замолчал.