Блюз мертвых птиц - [27]

Мы ехали в патрульной машине Хелен по двухполосному шоссе среди затопленных эвкалиптов, ив и кипарисов, в окружении солнечных зайчиков, пробивающихся сквозь навес из деревьев и танцующих на воде, черной в тени и затянутой тонкой пленкой морских водорослей, напоминающих зеленые кружева. Дорога неожиданно закончилась на небольшом мысе на запятнанном нефтью пляже у неглубокой соленой бухты, продолжающей Мексиканский залив. Шериф округа Святой Марии, два его помощника, эксперт-криминалист, патологоанатом и два санитара уже были на месте. Они стояли полукругом с пустым выражением лица людей, которые только что поняли, что их профессиональная подготовка и опыт, возможно, здесь бесполезны. Они одновременно подняли на нас взгляд, словно выпивохи, допоздна засидевшиеся в баре и посматривающие на дверь при каждом ее открытии, как будто входящий может изменить безысходность, пронизывающую всю их жизнь.

Шериф округа Святой Марии не был плохим человеком, но и хорошим я бы его не назвал. Он был худ, высок, носил ковбойские сапоги, одежду, чем-то напоминавшую вестерны, и ковбойскую шляпу с короткими полями. Он производил впечатление законника из гораздо более простых времен. При этом в глазах шерифа всегда была видна тень осторожности, особенно когда кто-то спрашивал или просил его о чем-то, в чем могли быть замешаны имена людей, которым он служил и боялся до одури. И, безусловно, в круг лиц, которых он откровенно не любил, была Хелен Суле — может, потому, что она лесбиянка, а может, потому, что она — женщина на руководящей должности. Было заметно, что он несколько раз порезался, когда брился в спешке, и я подозревал, что обнаружение тела Блу Мелтон серьезно подпортило ему выходной день. Шерифа звали Сесил Барбур.

— Спасибо за то, что связались с нами, — сказала Хелен.

— Не стоит благодарности, это не я связался с вами. Это сделал мой помощник, причем без моего ведома, — процедил Барбур. Помощник невинно всматривался в залив, сложив руки на груди.

— Этого я не знала, — ответила Хелен.

— Мой помощник — родственник ее дедушки, и говорит, что детектив Робишо наводил о ней справки. Вот почему он связался с вами, — пояснил Барбур. — Загляните в лед. Это Блу Мелтон, детектив Робишо?

— Да, сэр, это она, — ответил я. — Быть может, хотя бы прикрыть ее тело?

— Зачем это? — спросил Барбур.

— Затем, что она раздета и так уязвима в своей смерти, как не должен быть ни один человек, — ответил я.

— Нам придется ее разморозить, прежде чем увозить. Возражения будут? — спросил шериф.

— Это ваш округ, — ответил я.

Я отошел к кромке воды и вгляделся в южный горизонт, повернувшись спиной к шерифу. Я не хотел, чтобы он видел выражение моего лица или прочел мысли, которые, вероятно, выдавали мои глаза. Шумел прилив, и мертвый коричневый пеликан, символ штата Луизиана, перекатывался в пенистой жиже, покрытый нефтью. Я чувствовал, как самопроизвольно сжимается и разжимается правая рука. Я поднял камешек и швырнул его в воду. Во рту у меня пересохло, как будто бы я только что проснулся после славной попойки, сердце выпрыгивало из груди, а шум ветра казался громче, чем всегда, напоминая многократно усиленный гул в морской раковине. Я обернулся и посмотрел на Барбура. Он переключил внимание обратно на тело Блу Мелтон. Девушка была заморожена в глыбе льда размером с ванну. Соленая вода, солнце и тепло, сохранившееся в песке, растопили глыбу до размера не больше обувного шкафчика. Ее золотые волосы, синие глаза, маленькие груди и соски покоились под слоем не толще дюйма морозного стекла. Пепел с дымящейся сигареты шерифа падал прямо на лед.

— Дэйв прав, заметил патологоанатом. Он был неразговорчивым человеком, предпочитавшим соломенные садовничьи шляпы, красные подтяжки и синие рубашки с длинным рукавом, застегнутые на запястьях. — Эта бедная девочка пережила достаточно насилия. Избавьтесь хотя бы от части льда, положите ее на каталку и накройте, бога ради.

Несколькими мгновениями позже я остался с патологоанатомом один на один.

— Видел что-нибудь подобное раньше?

— Никогда, — ответил он.

— Как ты думаешь, с чем мы тут имеем дело? — спросил я.

— Она была заперта в большом морозильнике при температуре намного ниже нуля. Возможно, в автомобильном рефрижераторе. Узнать, сколько она провела в воде, невозможно. Лед создает собственный микроклимат и температурные зоны. Возможно, мне удастся примерно определить время смерти, но не знаю, насколько надежной будет оценка.

— Вам лучше на это взглянуть, — позвала нас санитарка. Она провела рукой в перчатке по льду, едва покрывавшему лицо Блу, стерев талую воду и кристаллы льда, как стирают снег с лобового стекла машины. Солнечные лучи, вероятно, растопили и увеличили в размерах содержимое глыбы льда и создали пузырь воздуха и воды, который колыхался вокруг головы Блу Мелтон, как желе.

— У нее что-то в горле. Похоже на кусок красной резины.

В глубине души я был рад, что тело Блу Мелтон прибило к берегу в округе Святой Марии, а не в округе Иберия, потому как иначе мне пришлось бы уведомлять дедушку о ее смерти. Всю остальную часть дня я пытался забыть лицо Блу, ее волосы, руки, напоминавшие эмбрион, и крохотные ноги, запертые внутри ледяного куска, который словно выпилили из айсберга. Вряд ли сестре Ти Джоли было больше семнадцати. Что за человек мог сделать такое с молоденькой девушкой? К сожалению, я знал ответ на этот вопрос. Среди нас хватает садистов, ненавидящих женщин, причем их гораздо больше, чем думает большинство из нас. И как же они здесь оказались? Ответ прост: наша система зачастую дает им зеленый свет.