Блуждающие звезды - [177]
Глава 66.
Душа-человек
Возможно, что вначале Муравчик и в самом деле никаких личных выгод не преследовал. Кто не любит совать свой нос в чужую тарелку, разнюхивать, чем там пахнет, давать ближнему советы? Но нос Шолом-Меера обладает слишком тонким обонянием. То, чего другой не разузнает за две недели и даже за месяц, наш Муравчик разнюхает за один день. Какая-то магическая сила таится в этом человеке: с первого знакомства он сразу сблизится с вами, станет своим человеком, другом, искренним приятелем, и вы ему доверитесь, как родному, расскажете всю свою подноготную. Не только старая Сора-Броха, но даже стыдливая, застенчивая Златка ловила каждое его слово, прислушивалась к его хриплому голосу, к его речам, которые целительным бальзамом вливались в сердца обеих женщин.
– Что мне с вами делать, тетенька, ежели вы – женщина старого мира, а ваша дочка – сущая овечка? Вы меня спросите, и я вам скажу точно, в чем тут дело. Для меня здесь все ясно как на ладони. Я эту публику, понимаете ли, знаю насквозь. Я ведь и сам, как-никак, актер. Насколько я помню этого паренька еще из Голенешти, – я как-то смутно, будто сквозь сон, припоминаю его, – он недурной парень, клянусь богом. Ведь только что он уехал в Америку. Выскочил из упряжки и забыл даже сказать «до свидания». Как говорят у нас – «дальше очи, легче сердцу». Но в Америке есть закон: ежели парень выкинет такой номер, за который его следует погладить по головке (при этих словах Муравчик бросил взгляд на младенца, лежавшего у Златки на руках, и Златка, покраснев, как маков цвет, опустила глаза), то с ним долго не церемонятся: «Раз-два-три, пара колец, под венец, и делу конец». А если, не приведи господь, он заерепенится, то там на такой случай имеются такие теремки [125], которые называются у них «Кункель-Мункель», или «Синг-синг». Я это хорошо знаю, хоть там и не бывал, и только теперь собираюсь туда. У меня там, понимаете ли, очень важное дело к одной знаменитой певице, к примадонне, и если дело выгорит, я буду как сыр в масле кататься, – будут у меня груды золота, у них это называется долларами. А доллары, надо вам сказать, чудесная монета. За один доллар у нас дают не более не менее, как два целковика. Что же, стало быть, я хотел вам сказать? Да, вот что: если ехать, то нам надо ехать вместе, потому что когда я поговорю с этим молодцом, это будет «сказано – сделано», или, как говорится в библии: «И рече господь Моисею таковы словеса…» Я, понимаете ли, не люблю в бирюльки играть. А с актерами и подавно разговор короткий. У меня, будьте уверены, он пойдет в упряжку. Почему, вы думаете, я это делаю? Уверяю вас, только из жалости. Мне жаль вашу дочку, и я хочу, чтобы ее ребеночек – ах, что за чудесный ребеночек! – имел отца. Больше я ничего не хочу, дай мне боже столько счастья и удач!
Шолом-Меер не ограничивался одним только словесным сочувствием. Такой уж у него характер: если он кому-нибудь предан, то всей душой, всем телом. Он не мог спокойно глядеть, как старуха сама таскает ведро с помоями или носит наверх охапку дров.
– Давайте, я вам покажу, как надо таскать дрова так, чтобы казалось, что это не дрова, а пух.
Или:
– Не так берутся за помойное ведро. Его надо брать вот так…
Не мог также наш Шолом-Меер равнодушно наблюдать, как Златка день и ночь мотается с «младенчиком». У него самого, правда, никогда не было своего «младенчика» – бог миловал. Но у него есть сестра, хоть бедная, зато такая плодовитая, что господь спаси и помилуй. Она придерживается моды, которая называется «цвайкиндерсистем» [126] – каждый год рожает по паре близнецов. Потому он в таких делах собаку съел. Он даже знает, что надо делать, чтобы ребенок перестал кричать.
И, не долго думая, он хватает у Златки из рук ребенка, который как раз в эту минуту разревелся во весь голос, и начинает обеими руками подбрасывать его вверх и вниз, то вправо, то влево, до тех пор, пока «младенчик» и в самом деле не замолкает. Но у Златки от страха, от тревоги за ребенка сердце чуть не выскакивает из груди.
Родному брату Златка за всю свою жизнь не рассказала и сотой доли того, что она поведала Муравчику. Она ему открыла такие тайны, каких не поверяла даже матери.
Было это однажды утром, когда Сора-Броха ушла на рынок закупить кой-какую провизию на обед, а Златка осталась с Муравчиком одна, с глазу на глаз. Она была в каком-то странном возбуждении.
– У меня к вам просьба, – с дрожью в голосе начала она и тотчас раскаялась, что затеяла этот разговор. Но раз начала, – пропало, ничего не поделаешь.
– Что за просьба, кошечка? В огонь и в воду!
Дрожащими руками Златка вынула из-за пазухи желтый платочек, в котором было что-то завернуто. Это «что-то» передал ей брат за час до смерти и едва внятным шепотом наказал ей «беречь как зеницу ока и никому, даже матери, не показывать. Залетная птица не должна знать об этом!..» После этого Гольцман закашлялся и уж больше не вымолвил ни слова… Началась агония.
Отдав сверток своему новому другу, Златка почувствовала, что камень свалился у нее с плеч.
– Я отдаю вам, – сказала она, – этот сверток, в нем все наше достояние. Доверяю вам свою душу. Возьмите этот сверток и делайте с ним все, что хотите, но только привезите меня к
Повесть «Мальчик Мотл» классика еврейской литературы Шолом - Алейхема (1859 - 1916) начиналась как серия рассказов, первая часть которых была опубликована под названием «Мотл - сын кантора Пейси» в 1910 г. Вторую часть Шолом - Алейхем писал и печатал в Америке. Повесть осталась незавершенной. Это история семьи из местечка, которая в поисках лучшего перебирается в Америку.
«Мариенбад» – не роман, а путаница в 36 письмах, 14 любовных записках и 46 телеграммах.Шолом-Алейхема хорошо читать в трудные минуты жизни – становится легче. Шолом-Алейхем просто незаменим, когда жизнь кипит и все вокруг поет и радует. Шолом-Алейхем именно так передает полноту и выразительность, юмор и лиризм человеческих отношений. Вот такой это писатель. И за это ему благодарны все, кто когда-либо открыл его книги.Писатель творит свой собственный мир, населяя его самыми колоритными персонажами, где каждый характер отличает яркое своеобразие.
Цикл новелл-писем «Менахем-Мендл» – одно из самых ярких произведений знаменитого еврейского писателя Шолома-Алейхема. Его герой, Менахем-Мендл, бедный еврей из местечка, судорожно пытающийся выбраться из нужды и надеющийся найти свое счастье в большом городе, где он берется за самые невероятные начинания. Доверчивый, непрактичный и недалекий человек, он постоянно становится жертвой обмана и терпит неудачу. О каждом своем начинании он сообщает жене в письмах, сначала восторженных, затем отчаянных. Ее ответы, исполненные трезвости и здравого смысла, никак не влияют на его решения.
Два друга, окончивших гимназию, - еврей из местечка и русский дворянин из знатной семьи - решили проделать рискованную шутку: обменяться документами и пожить под чужим именем в незнакомой среде. Для одного из них, русского Попова, ставшего на год Рабиновичем, розыгрыш оборачивается совсем не безобидно. Такова, вкратце, фабула романа Шолом-Алейхема "Кровавая шутка", который он начал писать в 1911 году, когда узнал о пресловутом "деле Бейлиса", а закончил в январе 1913-го, еще до того, как Менахем-Мендл Бейлис, ложно обвиненный в "ритуальном убийстве" христианского мальчика, был оправдан судом присяжных.
В книгу вошли знаменитые циклы рассказов «Касриловка» и «Новая Касриловка», которые справедливо относят к лучшим творениям Шолом-Алейхема (1859–1916). Смешные и грустные, легкие и поучительные, эти истории из жизни простых евреев никого не оставят равнодушными. Автор – иногда с юмором, иногда серьезно – рассказывает о повседневной жизни и несбыточных мечтах, о человеческом благородстве и людских слабостях, искусно вплетая в повествование еврейские обычаи и традиции. Доброжелательные, полные оптимизма и неиссякаемого юмора, эти истории и сегодня читаются с не меньшим интересом, чем сто лет назад.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.