Блудная дочь возвращается - [29]
Лёня был интересным собеседником, много поездил и повидал. Был интеллигентен и воспитан. Это всё меня привлекало и делало наше общение приятным. Он мне нравился, но я знала, что в Москве мы уже встречаться не будем - наши пути разойдутся. Печали это не вызывало, а скорее сближало, заставляя как бы набраться впрок, пообщаться с запасом на будущее.
Расстаться нам пришлось даже раньше, чем предполагалось. В конце августа он должен был улететь на Камчатку на съёмки гейзеров. Предполагалось, что он возьмёт меня с собой: одевать дублёров в костюмы героев. Но человек предполагает, а бог располагает. Заболела Люська, моя помощница. У неё обнаружилось воспаление придатков, и пришлось отправить её в Москву. На незаменимой должности костюмера осталась одна я, и Алина меня, естественно, не отпустила. Я была страшно расстроена: не из-за разлуки с любимым, а из-за того, что не увижу Камчатки, а в будущем такая возможность уже не представится никогда. Лёня улетел, а на Кавказе пошли дожди, и мы большую часть времени просиживали в гостинице. Варили прямо в номере на электрической плитке кашу, трепались, вязали и толстели. Кроме того, от нечего делать, я увлеклась эпистолярным жанром и писала письма своим подругам и, конечно, Игорю. Причём последний мой респондент получал от меня послания, полные романтики и сентиментальной нежности, навеянными скукой и, наверное, книгами, которые я в это время, опять же от безделья, поглощала тоннами, благо их здесь свободно можно было приобрести. Если бы я знала, в каком состоянии Игорь эти послания читал! Наверное, ярость душила его! Но к этому я вернусь позже, а при упоминании о письмах всплывает один эпизод из моего детства, из которого я могу сделать заключение, что женская изобретательность проявлялась во мне ещё в юности.
Мне было тогда 14 лет. Я некоторое время встречалась со своим ровесником, с которым познакомилась на даче, - Сашей Гусаровым. Мы гуляли по Москве, ходили в кино и изредка целовались. У Саши был один существенный недостаток - необязательность. Он мог не позвонить в назначенное время или опоздать на свидание на целый час, что меня, естественно, раздражало. Так мы встречались почти месяц. Неожиданно в сентябре в нашем доме появился мой преподаватель рисования из Дворца пионеров, кружок которого я посещала. Пришёл он с радостным сообщением: я была награждена путёвкой в Артек за свою гравюру на линолеуме, посланную на какую-то там выставку. Это было время увлечениями мебелью на тонких ножках и гравюрами с неизменной вазочкой и веточкой. Я их наделала несметное множество и раздарила всем знакомым. Та же работа, за которую я была премирована путёвкой, изображала художественную студию и детей за мольбертами.
В сентябре я уехала в Крым на полтора месяца. Уже не помню, почему и как мне пришла в голову мысль написать Саше письмо - в Артеке я вроде бы не скучала и по московскому другу не страдала. Наверное, захотелось поразвлечься, и склонность к авантюрам проявилась таким образом.
Так вот, написала я длиннющее письмо, якобы обращённое к Ольге, моей закадычной подруге. В этом письме я изливалась в своей любви к Саше, жаловалась на то, что он относится ко мне «как к красивой кукле», и далее в том же духе. Там же я сообщала, что одновременно написала письмо и Саше, где ставлю ультиматум «или - или», и если он равнодушен ко мне, то лучше, мол, расстаться. Это второе письмо я и не думала писать, а на адрес друга отправила письмо, предназначенное якобы Оле. И стала ждать. Ответ от Саши не замедлил прийти: «Ты, наверное, перепутала конверты (как же!), и ко мне попало письмо, адресованное Оле (правильно, так и было задумано!), но я не сразу разобрался в этом (?) и прочёл его до конца», и дальше уверения в любви и преданности. Естественно, мои подружки по лагерю, бывшие в курсе моей затеи, вместе со мной радовались удавшемуся розыгрышу. Добавлю, что по возвращении в Москву Сашино место очень скоро занял его же приятель Юра.
Итак, Игорь получал от меня с Кавказа, наверное, достаточно поэтические письма, так как за десять лет со времён Артека, я думаю, мой стиль ещё более усовершенствовался.
Случилось так, что в это время он посетил чердак Васи Корячкина, художника, о котором я уже упоминала и, как же тесен мир, познакомился там со Славой Хотулёвым, редактором нашей картины - помните ленинградскую историю с Кудрявцевым и воблой? Хотулёв как раз на время приехал из Нальчика в Москву и был полон разными впечатлениями, включая и свои любовные похождения с «окелонкой Ануш», балериной из Коми. Об этом и стал красочно повествовать, сидя на полу за бутылкой водки. Игорь, «чекист» в силу своей журналистской профессии, начал его расспрашивать: «А есть ли ещё хорошие девочки у вас в группе?» - «Да. Есть ещё одна, но она уже давно занята, живёт с нашим режиссёром…», - ответил ничего не подозревавший Слава и назвал моё имя. Такой или примерно такой разговор происходил в Васиной мастерской, но о нём я узнала значительно позже, так как Игорь ничего не сказал Славе о том, что знает меня, да ещё так близко! И Слава, естественно, вернувшись в Нальчик, и не упомянул ни о Васе Корячкине, ни о своём новом знакомом.
