Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!) - [52]

Отчаявшись перехватить патрона, с которым, начиная со времени приобретения последним передвижного толчка, встречался очень редко, большей частью случайно, Череп опять вышел во двор. Медленно спустившись по лестнице, он подошел к огромным металлическим воротам, приоткрыл специальное окошечко и сквозь пуленепробиваемое стекло с отвращением посмотрел на двух старух в цветастых, обмотанных вокруг голов платках.

– Слышьте... бабки, – наконец подобрал он подходящее слово, вспомнив недавнее распоряжение патрона никому не хамить, потому что человек во фраке вроде как просто обязан говорить вежливо, – он это... ну, не может он вас принять, короче.

– Как это не может? – спокойно возразила более габаритная старуха, которую Череп безошибочно вычислил как старшую – вторая стояла, помалкивая. – Он депутат. Значит, обязан. Мы его избирательницы, пришли по очень важному, неотложному вопросу. Давай, зови его, и все тут.

– Не уйдем, пока он нас не примет, – поддакнула вторая, худосочная. – Ты шестерик, вот и давай, выполняй, что говорят, не качай тут права.

Какое-то время побагровевший Череп молча играл желваками, пытаясь взять себя в руки. Его обуревало сразу несколько желаний: обложить старых идиоток многоэтажными матюками; выхватить из-за полы фрака пистолет и ткнуть его дулом в эти тупые морщинистые лица; выйти за забор и расколошматить их «Харлеи» увесистой металлической трубой; и, самое, пожалуй, подходящее – поставить этих старых маразматичек на четвереньки и надавать им хороших пинков, ибо время для другого рода действий, связанных с пребыванием старух в коленно-локтевой позиции, ушло давно и безвозвратно. Впрочем, можно было осуществить все эти варианты и в комплексе.

– Короче, пошли на хуй, бабки, – овладев в итоге своими эмоциями, доброжелательно сказал он, и, испытывая законную гордость от своей выдержки, даже пожалел, что его сейчас не слышит Сатана – кажется, он ответил вполне демократично и без малейших признаков хамства, как и требовал патрон.

– Та-а-ак, симпатичный ты наш... Кажется, малыш, ты ничего не понял, – ничуть не возмутившись, все так же спокойно проговорила Кузьминична. – Мы ведь не просить пришли, мы требуем. Пускай нас по-хорошему, иначе будем говорить по-другому.

– Это как же? – спросил Череп. Ему вдруг стало интересно. Он даже слегка перекосился лицом, что при некоторой натяжке могло сойти за улыбку. К примеру, если у человека паралич лицевых мускулов или что-то в этом роде.

– А просто. Как поступают с беспредельщиками, – заявила главная старуха. – Опустим, и все дела.

Череп поперхнулся дымом только что прикуренной сигареты, бурно закашлялся и, искренне считая, что ослышался, некоторое время бессмысленно пучился в амбразуру, стекло которой по специальным пазам отодвинул в сторону минутой назад. Пучился он до тех пор, пока в его правый глаз не ткнулось что-то острое – что, как показалось Черепу, проникло в самый мозг, обжегши его подобно раскаленной докрасна вязальной спице.

– Вы че, старые бляди... – еще успел выдавить он, медленно оседая на асфальт. Его синяя от татуировок пятерня конвульсивно скребла гладкую поверхность ворот в стремлении за что-нибудь зацепиться.

Кузьминична вскинула руку, пальцами показала Петровне «О'К» и наставительно, хотя наставлять было уже некого, сказала:

– Вот так, паренек. Нечего было хамить, да еще так глупо подставляться... Знаешь, зачем он стекло отодвинул? – подкинула она вопросец подруге, проверяя ее на смекалистость.

– И гадать нечего. Чтобы на нас дымом сигаретным пыхнуть, – уверенно ответила та. – Опустить, типа, действием хотел. Словесами-то поганственными уже вдоволь нас наоскорблял.

– Во-о-от... – удовлетворившись сообразительностью Петровны, подтвердила Кузьминична. – Да только зря он это затеял – в итоге не он, а мы его опустили. И тоже действием, раз слов не понимает. Спицу только израсходованную жаль, сейчас западло ею пользоваться. Из любимых она у меня была. И сбалансирована хорошо – в темноте я ею с пятнадцати метров на один только звук в десятку попадала.

– Здорово, – уважительно кивнула Петровна и тут же озаботилась: – Вот только как мы теперь за ворота попадем? Открыть-то теперь некому...

– Как-как... Не переживай раньше времени. Придумаем что-нибудь. Мы ж с тобой круче любого спецназа навороченного...

Пассажир «Мерседеса», проезжавшего по гладкой как зеркало дороге поселка для высокопоставленных персон, раскрыв рот смотрел на карабкающуюся на высокие ворота старуху, использующую в качестве подставки другую – согнувшуюся в пояснице ровесницу.

– Ущипните меня кто-нибудь... – прошептал он, закрыв на секунду глаза. Когда он их открыл, дородная старуха уже сидела наверху и, подав руку, тянула на себя вторую, которая, пытаясь найти точку опоры, бестолково скребла ногами по металлической поверхности ворот. С ее ступни слетел домашний тапок... – Постой-ка, – почувствовав, как по лбу заструился горячий липкий пот, скомандовал он шоферу.

– Что-нибудь не так, Василий Петрович? – плавно замедляя ход, спросил тот. Он встревоженно повернул голову, заметил, что шеф протирает покрасневшее лицо носовым платком, и остановил машину. – Вам нехорошо?