Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!) - [15]

– Вот как? – подивился президент. – Мы?

– То есть, я хотел сказать... – отрывисто зачастил Подберезовский, – конечно же, опыты проводит академик Павлов, а я его лишь, так сказать, направляю, ассистирую и поддерживаю научные изыскания некоторыми суммами, которые...

– Которые вам удалось вытянуть из государственной казны в виде аванса за несделанное пока дело, – сухо закончил за него Подпутин. – Что ж, сейчас посмотрим, на что пошли народные денежки... – Он внезапно остановился перед очередной массивной дверью с квадратным прозрачным окошечком из толстого оргстекла и табличкой, оповещающей, что данная лаборатория имеет порядковый номер 14. – А ну-ка, покажите, что здесь находится.

– Владимир Владимирович, здесь вы не найдете ничего интересного, совершенно ничего, – принялся уверять его Подберезовский. – У нас мало времени, может быть, мы не станем задерживаться? Осталось пройти совсем немного, нам нужна лаборатория номер 19, она в торце, в конце коридора, в ней как раз то, что...

– Это у вас мало времени, – сузив зазор между бровями, поправил его Подпутин. – Кажется, вы обещали закончить оговоренное нами предприятие к определенному сроку. Сверх этого, жестко установленного времени, прошла целая неделя. Результата я пока не вижу...

– Сейчас вы его увидите, – с нездоровой лихорадочностью поблескивая глазами, заверил его Подберезовский, – сейчас. Осталось совсем немного. Нам нужно лишь дойти до камеры 19 и тогда...

– Но этого времени у вас вскоре может оказаться очень и очень много, – как бы нехотя и почти неуловимо для слуха повысил голос президент, недовольный тем, что его перебили. – Вполне предостаточно для того, чтобы хорошенечко подумать о многом и многом, сидя в такой вот, – он кивнул на железную дверь, – лаборатории. Уж не знаю, какой у нее окажется порядковый номер, ну да, впрочем, это и неважно...

– Откройте дверь, – голосом, ставшим вдруг хриплым, приказал Подберезовский. Павлов сунул руку в карман халата, металлически забренчал извлеченной оттуда связкой ключей, а Подберезовский протер платком мгновенно повлажневший лоб.

– Прошу... – Открыв обычный навесной замок, академик сделал приглашающий жест рукой.

Президент пружинистым шагом первым ступил в лабораторию и тут же, отшатнувшись, навалился спиной на не успевшего среагировать Павлова.

– Что это? – задал Подпутин вопрос неровным голосом чем-то напуганного человека.

В выложенном белым кафелем, немалых размеров зале, примерно двадцать на двадцать метров, не было практически ничего, кроме гигантской, в два человеческих роста, колбы. В ширину она была примерно такой же. Стояла эта колба на металлической подставке; наверх, к ее горловине, уходила металлическая лестница, рядом с подставкой находился электронасос, от которого к той же горловине уходил резиновый шланг, имеющий внизу, на своем входе, большую жестяную воронку. Колба была заполнена какой-то жидкостью, а в жидкости... Сначала президенту показалось, что там плавает, покачиваясь, как в невесомости, огромный кусок мяса. Приглядевшись, он заметил, что у этого, на первый взгляд бесформенного, куска мяса имеются руки, ноги, голова, но главным телесным компонентом был огромных габаритов живот. Гигантский, по меньшей мере двухметровый ребенок в классической позе эмбриона плавно покачивался в жидкости. Приглядевшись внимательней, президент понял, что первое впечатление было ошибочным: у младенцев не бывает заросших недельной щетиной щек. Однако из живота абсолютно лысого пучеглазого уродца толстой змеей струилась пуповина – вне всяческих сомнений.

Не дождавшись ответа, Подпутин сформулировал вопрос точнее.

– Кто это?

– Гомункул, – пояснил академик.

– Простите, Владимир Владимирович, а почему вы так удивляетесь? – в свою очередь удивился Подберезовский. – Вы же в вестибюле сами упомянули про гомункулов. Когда просили научных сотрудников развлечь ваших двойников.

– Я... – Президент почему-то не решился сказать, что он всего лишь пошутил. – И что же, им сейчас показывают такую вот... штуковину? – подобрал он определение увиденному.

– Им найдут что показать, не сомневайтесь, – вставил Подберезовский почему-то многозначительно. – Надолго запомнят, я вам обещаю.

– Нет, этот у нас в единственном экземпляре, – гордо ответил академик. – Красавец, правда?

– А... зачем он?

– Ну как... – Академик вдруг замялся и в поиске поддержки неуверенно посмотрел на Подберезовского.

– Ну как! – немедленно вступил тот. – Это же гомункул! Ему обязательно найдется применение, обязательно! Это вам не какой-то обычный клон, которых навострились делать все, включая самые, что ни на есть захудалые, лаборатории стран третьего мира. Вы же видите, какой он красивый. И полезный, – подумав секунду, добавил Подберезовский. – В конце концов, это престижно, иметь своего гомункула! Уверен, что скоро это станет модно, а государство, не умеющее вырастить такого вот красавца, не посмеет называть себя развитым. Вот увидите!

Некоторое время президент молча смотрел на здоровенного мужика без кожи, плавающего в физиологическом растворе, а мужик смотрел на него. Не выдержав его немигающего и строгого, как показалось президенту, взгляда, он первым отвел глаза.