Блондинка - [159]

— Ха! — буркнула Глэдис. — А отец твой об этом знает?

Норма Джин растерянно спросила:

— М-мой отец? Что знает?

— Да об этой самой «Мэрилин».

Норма Джин помялась и ответила:

— Вряд ли он знает мой псевдоним. Откуда он может его знать?

Глэдис, судя по всему, заводилась все больше. Смотрела на нее с гордостью, с материнской любовью, словно окончательно пробудилась после долгих лет транса. Любовалась, будто спелыми соблазнительными фруктами, этим парадом роскошных молодых красоток, любая из которых могла бы быть ее дочерью. Норма Джин слегка поежилась, словно ей сделали строгий выговор. Она будет пытаться достать его через меня. Я нужна ей как средство. Она любит его, не меня.

Тогда Норма Джин решила схитрить.

— Если б ты назвала мне имя отца, я бы послала ему этот журнал. Могла бы… звонить ему иногда. Ведь он еще жив, да? Все еще живет в Голливуде?

Норма Джин решила не говорить матери, что на протяжении нескольких лет пыталась отыскать своего исчезнувшего отца. Расспрашивала разных добрых людей, и кое-кто из них (в основном то были мужчины) называл ей имена. Но все дальнейшие поиски ни к чему не приводили. Да они просто смеялись надо мной. Я знаю. Но я не сдамся, никогда! (На одном из приемов она нервно флиртовала с самим Кларком Гейблом, пила с ним шампанское. Шутила, намекала этому знаменитому человеку, что они, вполне возможно, родственники. Гейбл казался заинтригованным и растерянным. Он никак не мог понять, на что намекает эта шикарная молодая блондинка.) Норма Джин повторила:

— Если б ты сказала мне имя отца. Может, тогда…

Но Глэдис словно погасла. Закрыла журнал. И ответила плоским безжизненным голосом:

— Нет.

Норма Джин расчесала матери волосы, немного их взбила, сняла прозрачный черный шарф, тоже подарок от В., и обернула им морщинистую шею матери. Затем взяла ее за руку и вывела из больницы. Она заранее договорилась с лечащим врачом, что поведет мать на прогулку; Глэдис Мортенсен был пациенткой с привилегиями. Они шли, и весь персонал провожал их одобрительными взглядами и улыбками. А доктор X., тоже с улыбкой, заметил:

— Какая вы у нас сегодня красавица, миссис Мортенсен!

Но Глэдис в летящем черном шарфе была преисполнена достоинства. Сделала вид, что не слышала этой ремарки.

Норма Джин повела Глэдис в Норуолк, в салон красоты, где ее поредевшие волосы вымыли шампунем, завили и уложили. Глэдис не сопротивлялась, но и особого восторга тоже не выказывала. Затем Норма Джин повела ее на ленч, в чайную. Там сидели одни женщины, да и тех было немного. С беззастенчивым любопытством разглядывали они потрясающей красоты молодую блондинку и хрупкую пожилую женщину, которая, возможно, — должно быть? — доводилась ей матерью. Теперь, с прической, Глэдис выглядела гораздо презентабельнее, а накинутый на шею шарф прикрывал испачканное и измятое на груди платье. И вообще вне мрачной атмосферы больницы она казалась практически нормальной. Норма Джин сделала заказ. Налила матери чаю. А потом бодро заметила:

— Разве не облегчение, выйти наконец из этих стен? Из этого просто ужасного места? Так хочется поехать с тобой куда-нибудь, мама! Ехать и ехать куда глаза глядят! Ведь ты моя мама, ничего противозаконного в том нет. Добраться до побережья, до Сан-Франциско. До Портленда, Орегона. До самой Аляски!

Сколько раз предлагала матери Норма Джин погостить у нее!.. Провести хотя бы несколько дней в ее голливудской квартире, посидеть тихо и спокойно, побыть вместе хотя бы один уик-энд.

— Только вдвоем, ты да я.

Теперь же Норма Джин работала едва ли не по двадцать четыре часа в сутки, и возможности посвятить матери хотя бы немного времени у нее не было. Но предложение оставалось в силе. В ответ Глэдис лишь пожала плечами и мрачно пробурчала нечто нечленораздельное. Глэдис усердно жевала. Глэдис пила чай жадными большими глотками, не боясь обжечься. Норма Джин игриво заметила:

— Тебе не мешало бы почаще выходить, мама. Ведь ничего такого страшного у тебя нет. Нервы, просто нервы. Да у нас у всех «нервы». Знаешь, у нас на Студии даже есть штатный врач, выписывает актерам пилюли от нервов. Я отказалась. Уж лучше буду нервничать, так мне кажется.

Норма Джин услышала свой голосок как бы со стороны — вызывающий, девичий, деланно веселый. Голос, которым говорила ее Нелл. К чему это ей понадобилось говорить эти вещи?

— Знаешь, мне иногда кажется, мама, ты просто не хочешь поправиться. Решила навсегда спрятаться в этом ужасном месте. Там так противно пахнет.

Лицо Глэдис словно окаменело. Запавшие глаза угасли. Чашка в руке задрожала, она залила чаем черный шарф и даже не заметила этого. Норма Джин продолжала болтать, слегка понизив девичий голосок. Со стороны они выглядят как заговорщики, эти мать и дочь! Должно быть, планируют побег. Норма Джин вовсе не была Нелл, но говорила голосом Нелл. И глаза у нее сузились и возбужденно горели — точь-в-точь как у Нелл в самых исступленных сценах. Когда этот «Джед Пауэрс» просто пугался ее, как иногда пугался «Мэрилин Монро» Уидмарк. Глэдис никогда не встречалась с Нелл. Глэдис никогда не встретится с ней. Это было бы жестоко, все равно что смотреть на себя в кривое зеркало. Зеркало, способное превратить стареющую женщину в девушку, блистающую красотой. Норма Джин носила в себе Нелл, как носит любой актер создаваемый им образ. Но это вовсе не означает, что она является Нелл, ибо этой