Блокада в моей судьбе - [11]
При въезде в Ленинград наши машины остановили на КПП, на котором несли службу ополченцы. Они были вооружены, с красными повязками на рукавах. Началась проверка. Женщины нервничали, кричали, что проверять у них нечего. Но ополченцы были неумолимы, проверили у всех документы, перешерстили каждый узелок с вещами. Никаких нарушений обнаружено не было, собрались было ехать дальше. И вдруг выяснилось, что у одной девушки в последней машине не оказалось паспорта и ее хотят оставить для дальнейшей проверки.
Ее мать разрыдалась, взмолилась, просила ополченцев и сопровождавшего нас капитана поверить, что документы дочери находятся на оформлении в милиции. Ее дружно поддержали другие женщины.
В конце концов нас пропустили, и вскоре мы добрались до эвакуационного пункта. Там уже было много людей, стоял сплошной гвалт и шум. Мы своим «табором» расположились прямо на полу, на котором пришлось прожить двое суток среди узлов и баулов.
Наконец мама объявила, что нам выделили жилье.
За какое-то вознаграждение трое солдат помогли перетащить наши вещи, тем более что это оказалось довольно близко, на улице Салтыкова-Щедрина. Сейчас она называется Кирочной.
Эта улица расположена между Литейным проспектом и Новгородской улицей. История ее прослеживается около двух веков. В начале 19-го века она называлась 1-й Артиллерийской улицей, затем – 4-й Артиллерийской улицей, а впоследствии – Кирочной. Теперешнее свое название она получила от расположенной на ней протестантской кирхи. Место, где нам предстояло жить, было довольно интересным: с одной стороны улицы располагалась нарядная металлическая ограда Таврического сада, с другой – большие дома, чуть дальше – музей А. В. Суворова. Как утверждали старожилы, до революции весь этот квартал занимало расположение Преображенского гвардейского полка. Рядами стояли казармы для солдат, конюшни, дома для офицерского состава, госпиталь и прочие сооружения. После революции все это хозяйство перешло по наследству военному ведомству.
Напротив угла Таврического сада, за небольшим сквером, в большом старинном здании до революции был госпиталь Преображенского полка, а перед войной размещался курсантский клуб. К моменту нашего приезда в этом здании уже вновь был развернут госпиталь. В большом и глубоком подвале было оборудовано бомбоубежище, где нам впоследствии пришлось проводить долгие часы во время воздушных налетов.
На задворках госпиталя находилось маленькое одноэтажное строение, похожее на сторожку, в прошлом это было караульное помещение. Оно и стало нашим домом. В нем была комната примерно метров двадцати, с одним окном и двумя батареями парового отопления, небольшой коридор с двумя окнами, в конце которого находились умывальник и туалет. Окна коридора выходили на территорию воинской части. Недалеко от домика стояли два 45-миллиметровых орудия, и там постоянно проходили тренировки курсантов.
Здесь нам предстояло пережить блокаду.
Главным недостатком нашего нового жилища была очень легкая его доступность для посторонних. Деревянные, очень хлипкие двери, настолько низко расположенные окна, что на подоконники могли садиться даже мы, дети. И самым неприятным было то, что в этом, мало приспособленном для жизни, особенно в холодное время года, домике мы были вынуждены жить одни.
У нас даже поблизости не было никаких соседей. Честно скажу, нам было очень страшно, мы понимали, что в случае беды позвать на помощь некого. Не было, конечно же, ни телефона, ни радио.
В начальный период нашего пребывания в Ленинграде маме приходилось решать массу проблем, касающихся нашей большой семьи: оформление прописки по новому месту жительства, получение продовольственных карточек, приготовление еды, кормление и мытье детей, добыча лекарств и топлива, стирка.
Организовать все это было непросто, требовало большого количества времени и усилий.
Мы не имели достаточного количества одежды, одеял и подушек, чтобы нормально укрываться и согреваться по ночам. Младшие дети начали болеть. Мама бегала по аптекам, искала лекарства, возила больных детей на уколы и прививки. Естественно, что на меня была возложена обязанность по уходу за младшими братьями. Никаких детских площадок рядом не было. Поэтому, пока было тепло, я ходил с ними гулять в Таврический сад.
Несмотря на всю тяжесть обстановки, в Ленинграде летом и ранней осенью 1941 года строго следили за тем, чтобы в городе не было инфекций. Даже в наш домик неоднократно в этот период заглядывали люди в белых халатах, проверяли санитарное состояние жилища, здоровье детей.
Должен сказать, где бы я впоследствии ни жил, сердцем и всем своим существом я навсегда остался на этой улице в городе Ленинграде, где меня ожидали невероятные испытания. Я каждый год приезжаю теперь уже в Санкт-Петербург, брожу по Кирочной, Таврическому саду, обязательно посещаю Пискаревское кладбище, на котором похоронены сотни тысяч безвинных жертв блокады.
К сожалению, наш домик уже давно снесен, в здании бывшего госпиталя идут строительные работы – там будет располагаться гарнизонный военный суд. В процессе реконструкции засыпан землей подвал, бывшее бомбоубежище, в котором мы спасались от вражеских налетов. Строители мне рассказали, что, когда засыпали подвал, там находили много полуистлевших красноармейских книжек раненых и умерших в госпитале бойцов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».