Блокада. Книга 1. Охота на монстра - [66]

— Да, — сказал капитан, — это уже кое-что.

— Я поднял все доступные документы, — Лукашевич поставил перед Шибановым металлическую кружку, аккуратно положил на клочок газеты три ржаных сухаря. — Получается, что Теркин без единой царапины вышел из двадцати трех боев, восемь из которых закончились почти полным уничтожением тех подразделений, в которых он служил, пятнадцать — чрезвычайно тяжелыми для нас потерями. По-моему, это можно назвать особыми способностями, хотя я, честно говоря, не понимаю, как это у него получается.

— Дайте поглядеть, — Шибанов протянул руку к папке. Некоторое время он внимательно читал документы, не обращая внимания на разливавшего чай Лукашевича. — Что ж, хорошая работа, лейтенант. Теперь мне хотелось бы взглянуть на самого героя.

— Вы пока пейте чай, товарищ капитан, а я схожу за Теркиным.

— Да, — рассеянно кивнул Шибанов, продолжая изучать содержимое папки, — только вот что, приведите его не сюда, а в штабную землянку. Мне понадобятся свидетели.

Чай и сухари капитан оставил нетронутыми.

2

— Я, Теркин Василий Степанович, старшина второго пехотного полка, четырнадцатого года рождения, русский, беспартийный, несудимый, в присутствии начальника штаба 13-й стрелковой бригады генерала Осипова, комиссара бригады майора Зеленина и старшего уполномоченного особого отдела бригады лейтенанта госбезопасности Лукашевича, обязуюсь хранить в тайне все, что мне будет сообщено товарищем Шибановым по поводу моих особых способностей и согласен на проведение проверочного эксперимента.

Вот такую ерундистику пришлось мне повторить, ребята. И эдак торжественно, с выражением, как будто я не перед начальством стою, а в самодеятельности играю. Эти двое — генерал с майором — были уже принявшие, им такое представление даже нравилось. Особист наш, Лука, выглядел, как обычно, вареным осетром — черт его разберет, о чем он там думает. И только сам этот товарищ Шибанов смотрел ну очень серьезно, как будто ждал, что я что-нибудь напутаю, и очень ему этого не хотелось. Ну, я и не напутал — чего парня зря расстраивать.

Парняга, я вам скажу, еще тот. Выше меня на голову, в плечах — косая сажень, нос перебит. Кулаки — как два моих. На груди — орденок. Но сам сытый такой, откормленный, видно, что не по окопам свою награду добывал. Лука на него смотрит влюбленными глазами, ну, думаю, все понятно, московское начальство прибыло.

— Ладно, — говорю, — сообщайте мне про мои особые способности, сгораю, между прочим, от нетерпения.

А товарищ Шибанов мне так ласково:

— Есть мнение, товарищ Теркин, что вы солдат неуязвимый. Знаете, как вас в полку называют? Заговоренный. Вот интересно было бы узнать, а что вы сами по этому поводу думаете?

— Да что тут думать, — отвечаю, — русский солдат, если только он не ленив и смекалист, легко может свою смерть обхитрить. Кто раз, кто два раза, а кто и сто. У меня вот пока получается.

— Ну что ж, — говорит товарищ Шибанов, почувствовав ко мне неизъяснимое доверие и по этому поводу переходя на «ты», — давай посмотрим, получится ли сейчас.

И достает из широких штанин револьвер системы «наган». Новенький, похоже, что недавно со склада. Откидывает барабан, высыпает на ладонь патроны. Все, кроме одного.

— Про «русскую рулетку» слыхал, старшина?

— Слыхал, — отвечаю, а у самого что-то в груди екает.

— Сыграем? — спрашивает.

— Да как-то не хочется, — говорю.

Он брови хмурит.

— Считай, что это приказ, старшина. Стреляешь три раза. Выиграешь — проси, что хочешь. Проиграешь — значит, не заговоренный ты.

У меня аж ладони взмокли.

— Нет, — говорю, — товарищ Шибанов. Это не игра, а глупость сплошная. Ну, кому нужно, чтобы я свои мозги тут по стенам поразвесил? От этого ж бригаде ни проку, ни толку, одни убытки. Хотите, я сейчас быстренько через поле сгоняю, и от фрицев вам живого языка приведу? Риска столько же, а пользы гораздо больше.

Смотрю, не нравится ему мое предложение.

— Вот что, старшина, приказы не обсуждаются. Если трусишь, так и скажи — трус я, мол. Вон, перед товарищем генералом скажи — я, Василий Теркин, трус и дешевка, боюсь проверить свои особые способности, нужные, между прочим, советской Родине. Хочу от проверки отмазаться и по этому поводу готов даже сгонять через поле к немцам. А уж языка ты там искать будешь или в плен сдашься — это науке неизвестно.

Ах, вот как, думаю, гнида ты московская.

— Ладно, — говорю, — будь по-вашему, товарищ Шибанов. Давайте мне ваш револьвер. Только уговор у нас будет такой: если я три раза выстрелю и живой останусь, очень мне желательно в этом случае вам в репу наварить. За такое ваше бесчеловечное отношение.

Тут наш комиссар, орел наш, взвивается до небес:

— Да ты что себе позволяешь, старшина! — кричит. — Товарищ капитан от самого наркома внутренних дел прибыл, а ты ему — в репу? Это, между прочим, уже антисоветской агитацией попахивает!

А мне уже все равно, я уже мысленно с жизнью попрощался.

— Это от вас, — говорю, — попахивает, товарищ майор. Потому что нам водку в цистернах из-под бензина привозят. Вы, когда курите, осторожней будьте, а то сгорите к едрене фене.

Тут генерал неожиданно оживился.