Близнецы - [11]

— По нашу. Они нас чувствуют, им тревожно становится, когда мы рядом.

— Кто «они»? — устало вопросил Артем.

— Другие. Те, кому… — она не закончила.

— Ладно, — Артем устало потер глаза, — а этот дворник? Ты его знаешь?

— Нет. То есть лично — нет. Но он… Часть свиты, что ли. Не знаю, как сказать.

— У тебя еще и свита есть, — вздохнул Артем.

— Это вроде как сила притяжения. Мы — большая сила, мы сломаем этот мир. И силы поменьше к нам притягиваются, как планеты к солнцу.

Артем улыбнулся столь сильному сравнению, — что-то пока что врагов притянулось куда больше. А из «сил поменьше» — один дворник.

— Нам будут помогать только наши. Те, кому невыносима, — она выразительно обвела взглядом как бы не просто заставленную старой мебелью кухоньку Артема, а весь земной шар, — теснота мира.

Странно и вместе с тем неудивительно прозвучали эти многажды раз уже сказанные слова в ее детских губках.

— Ладно. Оставим мир в покое… Хотя, честно сказать, мне в нем вполне просторно. И желания уничтожать его я пока в себе что-то не замечал.

— Необязательно прямо…

— Я вас просто пожалел, — улыбнулся Артем, — мне и дела нет до мира. Получится — ломайте, нет — так нет.

— Значит, ты наш, — убежденно сказала девочка.

Артем рассердился, — я вообще ничей.

— Ну а дворник наш, — дипломатично улыбнулась Гипнос.

Желтело за окном мирно, неспешно заходящее солнце. Размеренно звякали капли из протекающего крана. Сидели, будто ждали чего-то.

— Ты это серьезно? Насчет смерти, будто твоему брату станет лучше?

— Да, должно стать.

Это «должно стать» Артему не очень понравилось, но делать было нечего.

— А просто кладбище подойдет?

Девочка задумалась.

— Может быть. Но все равно нужно отсюда уезжать. Они еще вернутся. Они нас чувствуют.

— Да что за «они»-то? — раздражился Артем.

— Такие. Кому и так хорошо. То есть плохо, но он так привык к своему плохо, что считает, что ему хорошо.

— По-моему, я так тоже до встречи с вами жил вполне неплохо, — саркастически заметил Артем, — но теперь, конечно, глаза у меня открылись.

— Нет, — неохотно протянула Гипнос, — ты можешь и по-другому, или, нет, можешь представить по-другому… Нет, не могу объяснить, — расстроилась она.

— Знать бы еще, что тебе и правда есть что объяснять, — пробормотал Артем, — ладно, хватит об этом. Ночью поедем на Охтинское. Есть идея.

Еще со школьных времен остался у Артема один приятель. Звали его Андреем Ваганьковым и с самых ранних лет он отличался чрезвычайной серьезностью, доходящей даже до странностей. Сошлись они так: в ту пору вновь вошла в моду готика — в ее подростковом понимании, разумеется. Только если в других школах угрюмые приверженцы маргинальных субкультур были травимым или, в лучшем случае, игнорируемым меньшинством, то в школе Артема они задавали тон. Артем же, в силу живости натуры, с одной стороны, и значительной начитанностью — причем как раз по части классической готики — с другой, готом быть не желал. С Ваганьковым дело обстояло еще серьезнее. С большой язвительностью и злобой он насмехался над сверстниками, не раз бывал бит, но продолжал выкрикивать оскорбления и во время побоев — что, надо думать, только сильней растравляло бьющих. А сам, как позже выяснилось, проводил у себя дома ритуалы черной магии и вроде бы даже с жертвоприношениями. Во всяком случае, резал себе вены и поил кровью самостоятельно выструганного идола.

Закончив школу, он никуда поступать не стал, в армии тоже почему-то не служил, а отсидев год за кражу в суперкамркете бутылки водки, устроился сторожем на одно из петербургских кладбищ.

Артем иногда с ним созванивался, раз-два в полгода приезжал распить бутылочку-другую и побродить по заброшенным окраинам старинного некрополя. Кажется, Ваганьков со школы совсем поглупел, обрюзг и огрубел душой, и в речи его почти не было слышно человеческих слов — сплошь оккультные термины да уголовный сленг. Но это, наверное, было даже к лучшему.

Собирались долго, особенно еще потому, что неясно было, надолго ли едут и вернутся ли вообще. Начал Артем с мер безопасности — почистил на всякий случай компьютер, затем, подумав, и вовсе снес снес систему. Разобрал ноутбук, который хотел взять с собой, и вытащил сетевую карту. Собрал его. Подумал, снова разобрал и поставил карту на место — по ней, конечно, можно было отследить ноутбук, но откуда неведомым врагам знать, что его вообще нужно отслеживать? Выписал все номера в ученическую тетрадку (ничего более подходящего не нашлось) — телефону в его плане отводилась особая роль.

Глядя на аккуратно выписанный столбик номеров, Артем подумал, что вряд ли они ему хоть раз понадобятся. Да и смотрится в наши дни записная книжка несколько подозрительно. Но все-таки взял с собой.

Еще он запихал в сумку всю домашнюю аптечку, старинный кипятильник (сам не знал, зачем), губную гармошку, пару футболок и белье, шерстяной свитер, запасные джинсы и два номера журнала «Отечественные записки» за 1876-й год — единственную хоть сколько-нибудь ценную вещь в его доме.

Пока собирался, Гипнос не мешала — сначала хозяйничала на кухне, потом сидела с братом. Артем принял душ, побрился. Лицо в зеркале было обычное, разве чуть бледнее всегдашнего. Артем глядел на себя несколько секунд в странном оцепенении. «Вот оно, — билась тревожная мысль, — вот и мое первое приключение».