Близнецы - [119]
Анна закатала рукава и приступила к делу. Десять лет назад она покинула хлев, чтобы теперь снова в нем оказаться — какая разница. Но когда водитель грузовика лесопилки предложил подбросить Анну куда ей нужно, она швырнула тряпку и щетки в угол — довольно с нее обходных путей. Мать Ильзы, знавшая, что привело усердную уборщицу в их края, вынуждена была ее отпустить. Моросил дождь, грузовик довез ее до Дауна в Айфеле. Дальше она пошла пешком, пробираясь сквозь бесконечный хвойный лес, тонущий в тумане из мелких капель. Она замерзла, вода просочилась в ботинки, но, веря, что цель близка, она не обращала внимания на неудобства. Эта пустая дорога среди мрачных елей, бегущая с холма на холм, соответствовала представлениям о паломничестве в подземный мир. Анна не боялась, конец путешествия был не за горами, потом ей уже нечего будет желать, потом… никакого «потом» не предвиделось. Холод пробирал до костей, она продвигалась все медленнее, подошвы ботинок стерлись и оторвались, болтаясь при каждом шаге. Она видела лишь блестящие черные стволы и мокрые ветки — и хотя тело подавало сигналы «стоп», воля неумолимо толкала ее вперед. В какой-то момент ему надоело смотреть на ее мучения, и он вмешался. Послушай, дорогая, сказал он жалостливо, ступай домой. Чего ты хочешь, меня же все равно там нет… Поначалу Анна игнорировала его уговоры, но когда он — как всегда, заботливо — остановил для нее встречный автомобиль, медленно выплывший из тумана, она сдалась. Сегодня ты победил, признаюсь, но я обязательно приду… в другой раз…
Вернувшись в Саарбург, она возобновила уборку. Негодование в адрес люксембуржцев не оставляло ее, преследуя во всех комнатах.
— Как вы здесь выдерживаете? — спросила Анну старая женщина, проживавшая в задней части дома. — Вы же не собираетесь заниматься этим до скончания века?
— А что мне еще делать, — защищалась Анна, — я жду Ильзу.
— Господи, тогда вам придется долго ждать. Кто знает, когда она решит свои проблемы. Послушайте, у меня есть предложение. В Трире живет моя знакомая, учительница гимназии на пенсии. Ей нужна помощь по хозяйству. Может, это вас заинтересует?
Анна медленно кивнула — в конце концов, ее жизнь состояла из сплошных импровизаций.
Кайзерштрассе была знакома ей по ночной прогулке в кильватере священника. Там она встретила занимательного человека, полного непостижимых противоречий, — Терезу Шмидт, худую, гибкую женщину с жидкими седыми волосами, подколотыми гребнем, жадную до всего материального, но щедрую и отзывчивую во всем, что касалось работы мысли. Каждый день на загородной ферме своего брата она набивала живот хлебом, мясом и молочными продуктами. Однако на ее фигуре это чревоугодие не отражалось. Она без стеснения распространялась на эту тему, ни разу не подумав о том, чтобы хоть раз угостить чем-то Анну, которая пыталась остаться в живых с помощью двух кусков хлеба и нескольких картофелин в день. Такой рацион установили французы в ответ на испытанный ими самими голод. Невиданная алчность фрау Шмидт не сочеталась с ежедневными походами в церковь, чтением Библии и пылкими молитвами — никогда еще Анна не сталкивалась так близко со столь ханжеским религиозным рвением.
В доме было много книг; в перерывах между домашними делами Анна утоляла вернувшийся из прошлого книжный голод. Когда после очередного визита к брату учительница застала Анну за чтением, то в изумлении придвинула к ней стул.
— Провести всю жизнь на кухне — не ваше призвание, я поняла это сразу. А кем вы, собственно, хотите быть?
— Понятия не имею… — Такой внезапный интерес к ее персоне застал Анну врасплох.
— Неужели вы ни о чем не мечтаете? "
Анна нахмурила брови, Данте соскользнул с колен, но был вовремя подхвачен субтильной рукой фрау Шмидт. Мысль обладать такой свободой, чтобы самой выбирать профессию, казалась столь революционной, что парализовала мышление. Сначала нужно было перечеркнуть уже сложившийся образ мира, где женщины делились на три категории: обширный низший слой крестьянок и служанок, тонкий верхний слой привилегированных женщин, выполнявших декоративную роль образованной элегантной хозяйки, и, наконец, все остальные незамужние женщины, работавшие в сфере образования, ухаживавшие за больными или служившие Господу в монастыре. При этом ни одна из женщин не выбирала свою судьбу, в той или иной категории они оказывались либо по рождению, либо в силу различных обстоятельств. Фрау Шмидт повторила свой невинный вопрос.
— М-да… — вздохнула Анна.
У нее закружилась голова — то ли от холода, то ли от столь щекотливой темы. Ее мысли стремительно перенеслись в прошлое, в поисках примеров, призывая на помощь кого-то, кто мог бы ответить за нее… Так она очутилась в темной, душной, крохотной комнате, где пахло потными ногами и на стене висел погибший солдат, родившийся, чтобы умереть за родину (снова пример неотвратимого, очевидного предназначения). Напротив, спиной придавив дверь, стояла женщина, простирающая к ней руки: иди сюда…
— Защита детей… — выпалила Анна, — думаю, я всегда этого хотела.
— Понятно… Но почему же тогда вы этим не занимаетесь?
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…