Блистающие облака - [18]

На скамейке у фонаря, светившего с высоты шипящей звездой, сидела Зина. Батурин остановился и смотрел на нее, пораженный.

Она была бледна от света фонаря. В небрежной ее позе, в том, как она устало откинулась на спинку скамейки и глядела в темноту кустов, задумавшись о чем-то, было нечто необычное, заставившее Батурина простоять в тени несколько минут.

Он растерялся. Если бы его спросили, что он ощущал, глядя тогда на нее, он, очевидно, ответил бы несвязно и глухо о цветении, полном терпкости и порыва.

Она раздраженно похлопывала перчаткой по открытому колену. Короткий шуршащий английский плащ не скрывал ее легких ног в шелковых серых чулках. Поля маленькой шляпы затеняли глаза, но Батурин знал, как ярко блестят они нетерпением и смутной бушующей болью. Были видны на щеке косо и четко подрезанные блестящие волосы.

"Неужели она проститутка?"

То, что он видел,- эта молодая и печальная женщина, Зинка с асфальта,было невозможно, таило в себе начало почти чудесной перемены.

Батурин медленно подошел. Она встала.

- Наконец вы пришли,- сказала она с легким упреком, и Батурин не узнал ее голос - так он был чист.- А я боялась, что не увижу вас...

Батурин смотрел на ее губы,- тонко очерченные, чуть вздернутые, они дрожали. Он не мог поверить, что вчера в пивной эти же губы кричали "зараза, дерьмо".

- Неужели это вы? - спросил Батурин и в темноте покраснел - вопрос был действительно глуп.

Она резко повернулась к нему, усмешка обнажила ее ровные сверкающие зубы.

- Да, я, я, я... Я, проститутка Зинка. Я - дорогая проститутка,- за красоту платят больше. Вы ошиблись, если приняли меня за рублевую. И Соловейчик врет, когда болтает вам об асфальте. Вчера я была пьяна, говорила все, что мне хотелось. Вы очень обиделись?

- Нисколько.

- Идемте,- она тронула его за руку.- Пойдем в тень, здесь светло, трудно говорить.

Переходы от робости к вызову, от печальных слов к дерзости, звенящей в голосе разбитым стеклом, заставали Батурина врасплох.

- Прежде всего не зовите меня Зиной. Зовут меня Валя. Я кое-что хотела спросить...

- Спрашивайте. Потом буду спрашивать я.

- Вот вы засмеялись: говорите, что я нисколько не обидела вас. Это правда?

- Правда.

- Почему?

- Потому, что вчерашний рассказ - чепуха. Нет у меня никакой невесты.

Валя остановилась. В темноте Батурин не разглядел ее лица. Он ждал дерзости, но, как всегда, ошибся.

- Боже, какая я дура!.. Теперь расскажите мне все, но только чистую, чистую правду.

Батурин рассказал ей историю с дневником, с Нелидовой и Пиррисоном. Когда он кончил, она повторила так же загадочно вчерашнюю фразу:

- Вот вы какой! А теперь я расскажу вам об этом Пиррисоне. Он негодяй. Где он сейчас, не знаю. Два месяца назад был в Ростове, потом уехал в Таганрог, оттуда в Бердянск. Я готова была убить его. Вы это никогда не поймете, потому что вы - мужчина, а знаем мужчин до конца только мы. Я прожила с ним две недели, я боялась его, теряла голос, он бил меня. Я однажды нанюхалась кокаину и отравилась. Но меня спасли. Я думала тогда, что напрасно.

Она помолчала.

- Вот и все. А что вы хотели спросить?

- Почему вы позвали меня?

Валя в ответ засмеялась.

- Часто смеешься вместо того, чтобы плакать. Отвечать я не стану. Пойдемте.

По Садовой она почти бежала, не глядя по сторонам. Так же быстро спросила:

- Что вы будете делать дальше?

- Поеду в Таганрог.

- Когда?

- Завтра же. Тянуть незачем.

- Я кое-что узнаю сегодня вечером о Пиррисоне. Как вам это передать?

- Назначьте место.

- Утром, но рано, часов в восемь, вы сможете прийти в порт, в кофейню Спиро, знаете? А теперь прощайте.

- Прощайте,- Батурин крепко пожал ее горячую руку.- Я страшно вам благодарен.

На ладони остался запах духов, и Батурин вечером, ложась спать, не мыл рук,- было жаль смывать этот запах.

Утром в кофейне Спиро - розовой и грязной - он уже застал Валю. Она была бледна.

- Что с вами?

- Так... не спала ночь. А с вами? Вы тоже очень бледный.

- Тоже не спал,- ответил Батурин и улыбнулся.

Она испуганно опустила глаза. Батурин заказал кофе, но Валя даже не притронулась к чашке.

- Я не могу сейчас пить,- сказала она, будто извиняясь.- О Пиррисоне ничего больше не узнала. Тоска у меня, а тут встретился такой человек непонятный. Да, вы, вы - непонятный. Еще хуже стало. Я вас обидела, а вы меня защитили от Степки. Вы убили бы его, правда?

- Возможно.

- Как вы поедете в Таганрог,- пароходом?

- Да. В два часа. Идет "Феодосия".

Валя деланно засмеялась, густо покраснела.

- Слушайте... вот что... возьмите меня с собой. Я, может быть, вам помогу. Мешать я не буду. Можете совсем меня не замечать. Мне бы только вырваться из Ростова, я себе здесь опротивела. Проживу в Таганроге день-два, а там видно будет.

- Ну что же, едем.

Валя смотрела на Батурина пристально, слегка открыв рот.

- Скажите еще раз.

- Едем. Вы что ж, не верите мне?

- Вот теперь хорошо, без "ну что же". В Таганроге меня никто не знает, вы можете даже ходить со мной. А вчера я бежала. И не потому, что боялась вдруг привяжется мужчина, а потому, что могли подумать, что вы... вы со мной...

"Странно все это",- подумал Батурин. У него было явственное ощущение, что жизнь пошла пестрыми зигзагами, он жил эти дни в дыму, как пьяный. Кто она? Таких проституток не бывает. Он путался в догадках. Валя будто поняла.