Блистательный Санкт-Петербург - [4]

К Императрице целый полк;

Когда на царском фестивале

Сержанты томно танцевали

С Императрицей менуэт…

— Любила очень веселиться Веселая Императрица

Елисавет!

Ау, века! Ах, где ты, где ты —

Веселый век Елизаветы,

Когда на площади Сенной,

Палач в подаренной рубахе

К ногам Царицы с черной плахи

Швырнул язык Лопухиной!..

И крикнул с пьяною усмешкой:

— «Эй, ты, честной народ, не мешкай

Кому язык? Берешь, аль нет?!»

— Любила очень веселиться

Веселая Императрица

Елисавет!

НА ПЕТЕРБУРГСКОЙ СТОРОНЕ

Все это было в переулке

На Петербургской Стороне,

Где все шаги чрезмерно гулки…

И в поэтической прогулке

Вы поболтать позвольте мне

О том, что было в переулке

На Петербургской стороне…

В том переулке был — домишко,

Ну, а в домишке том — «она»

С полуразрезанною книжкой,

С тоской, вязаньем и Амишкой —

Майора некого жена.

В том переулке был — домишко,

Ну, а в домишке том — «она».

Майор! Майор! Но где майор же?

Майор воюет на войне!

Что может быть на свете горше

Судьбы скучающей майорши

На Петербургской стороне?

Майор! Майор! Но где майор же?

Майор — воюет на войне.

Но вот, коллежский регистратор

Встал перед нею «a genoux»

И, сделав под окном сперва тур,

В любви пылая, как экватор,

Прельстил майорову жену

Коллежской этот регистратор

Пред нею вставши «a genoux».

Что ж? Кроме всяческих военных,

Есть и — гражданские чины!

И, не позоря чин военный,

Мы беспристрастно совершенно

Отметить все же тут должны,

Что, кроме всяческих военных,

Есть и гражданские чины!

В 5 ЧАСОВ УТРА

— Мой Бог, вот скука!.. Даже странно,

Какая серая судьба:

Все тот же завтрак у «Контана»,

Все тот же ужин у «Кюба»!..

И каждой ночью, час от часа,

В «Крестовском,» в «Буффе,» у «Родэ»

Одни и те же ананасы,

Одни те же декольте!..

В балете же тоска такая,

Что хоть святых вон выноси!..

Все та-же Павлова 2-ая,

Et voila! Et voici!..

Цыгане воют, как гиены,

И пьют, как 32 быка!..

В Английском клубе — неизменно —

Тоска и бридж! Бридж и тоска!..

И, вообще, нелепо-странно

Жить в этом худшем из веков,

Когда, представьте, рестораны

Открыты лишь до трех часов!..

Едва-едва успел одеться, —

Уже, пожалте, спать пора!..

И некуда гусару дeться

Всего лишь в 5 часов утра!..

Гусар слезу крюшона вытер,

Одернул с сердцем рукава

И молвил вслух: — «Проклятый Питер!»

— «Шофер, на острова!»…

ТУМАННАЯ ИСТОРИЯ

Ах, это все чрезмерно странно,

Как Грандиссоновский роман…

И эта повесть так туманна,

Зане в то время был туман…

И некто в серой пелерине,

Большой по виду ферлакур,

Промолвил даме в кринолине

Многозначительно: «Bonjour.»

И долго там в тумане некто

С ней целовался неспроста

От Вознесенского проспекта

До Поцелуева моста.

Но кто ж она-то?.. Как ни странно,

Без лиц ведется сей роман!..

Ах, эта повесть так туманна,

Зане в то время был туман…

И некто в черной пелерине,

Столкнувшись с ними, очень хмур,

Промолвил даме в кринолине

Многозначительно: «Bonjour».

И долго там в тумане некто

Бранился с нею неспроста

От Поцелуева моста,

До Вознесенского проспекта…

ЧЕТЫРЕ

«Кюба!» «Контан!» «Медведь!» «Донон!»

Чьи имена в шампанской пене

Взлетели в Невский небосклон

В своем сверкающем сплетеньи!..

Ужель им больше не звенеть?!..

Ужель не вспенят, как бывало,

«Кюба», «Контан», «Донон», «Медведь»

Свои разбитые бокалы?!..

Пусть филистерская толпа

Пожмет плечами возмущенно —

Нет Петербурга без «Кюба!»

Нет Петербурга без «Донона»…

ГРАНИТНЫЙ ПРИЗРАК

Как бьется сердце! И в печали,

На миг былое возвратив,

Передо мной взлетают дали

Санкт-Петербургских перспектив!

И, перерезавши кварталы,

Всплывают вдруг из темноты

Санкт-Петербургские каналы,

Санкт-Петербургские мосты!

И, опершись на колоннады,

Встают незыблемой чредой

Дворцов гранитные громады

Над потемневшею Невой!..

Звенят проспекты и бульвары,

И в бесконечности ночей

На влажных плитах тротуара

Дробится отсвет фонарей…

Пусть апельсинные аллеи

Лучистым золотом горят,

Мне петербургский дождь милее,

Чем солнце тысячи Гренад!.

Пусть клонит голову все ниже,

Но ни друзьям и ни врагам

За все Нью-Йорки и Парижи

Одной березки не отдам!

Что мне Париж, раз он не русский?!

Ах, для меня под дождь и град,

На каждой тумбе петербургской

Цветет шампанский виноград!..

И, застилая все живое,

Туманом Невским перевит,

Санкт-Петербург передо мною

Гранитным призраком стоит!..

«ПЛАН ГОРОДА С.-ПЕТЕРБУРГА»

В Константинополе у турка

Валялся, порван и загажен,

«План города С.-Петербурга»

(«В квадратном дюйме — 300 сажень…»)

И вздрогнули воспоминанья,

И замер шаг, и взор мой влажен…

В моей тоске, как и на плане:

— «В квадратном дюйме — 300 сажен!..»

БУКЕТ ОТ «ЭЙЛЕРСА»

Букет от «Эйлерса!»… Вы слышите мотив

Двух этих слов, увы, так отзвеневших скоро?..

Букет от «Эйлерса,» — того, что супротив

Многоколонного Казанского собора!..

И помню я: еще совсем не так давно, —

Ты помнишь, мой букет? — как в белом-белом зале

На тумбочке резной у стараго панно

Стоял ты в хрустале на Крюковом канале?

Сверкала на окне узоров льдистых вязь,

Звенел гул санного искрящегося бега,

И падал весело декабрьский снег, кружась!

Букет от «Эйлерса» ведь не боялся снега!..

Но в три дня над Невой столетье пронеслось!

Теперь не до цветов! И от всего букета,

Как срезанная прядь от дорогих волос,

Остался лишь цветок засушенный вот этот!..

Букет от «Эйлерса» давно уже засох!..

И для меня теперь в рыдающем изгнаньи