Блистательный и утонченный - [13]

— Ты хочешь его видеть? — вставила медсестра Торн с недоверием. — Сейчас? Ты же не хочешь сказать, что будешь говорить с ним сейчас!

— Что вы говорите? — сказала Барби, казалось, на самом деле наивно.

— Но, ради бога, для чего?! — воскликнула медсестра Торн разгневанно, преграждая ей путь.

— Все в порядке, — слабо повторила Барби, как будто теряя сознание. — Это всего лишь на минутку.

— Тогда, ради Христа, надень свой халат!

Элеанор Торн взяла с кресла чистый халат и помогла ей одеться. И Барби покорилась, устало, романтично, как будто изнурительный труд и слезы после двенадцатичасовой рабочей бомбардировки заставили юную медсестру забыть на мгновение о том, что она была женщина, красивая и желанная.

Так что, когда верхняя пуговица была застегнута, а ремень плотно затянут, Элеанор Торн выкатилась из комнаты, все еще в припадке гнева.

— Я переговорю с вашим начальством, — говорил доктор Эйхнер Стоктону и Эдди с заднего сиденья патрульной машины по дороге в участок. — В свете этого, вероятно, вы осознаете, что для вас было бы преимущественно сейчас ответить мне на вопрос, который я задавал вам ранее: кто сообщал об аварии?

Перед ним оставались два безмолвных затылка, угрюмый Стоктон с квадратными плечами за рулем и Эдди у окна, сидевший прямо, с деревянными коленями, как будто его только что отделали под орех в приемной Комиссариата.

Доктор продолжал, все еще терпеливо:

— Поскольку вы, очевидно, потерпели неудачу в попытке задержать грузовик…

— Почему ты не скажешь доктору, кто сообщил об аварии? — бросил Стоктон Эдди. Последний заерзал на сиденье, постепенно разворачиваясь лицом к доктору Эйхнеру.

— Никто нам об этом не сообщал, док, — сказал он, полностью повернувшись. — Мы просто увидели дым.

Медсестра Торн прошла прямо в свой офис, четкими шагами измеряя расстояние, и ее сжатые губы напоминали лезвия ножа. Оказавшись за дверью, она наполовину разжала губы и прикрыла глаза, слегка обняла себя за плечи и привалилась к двери, которая неспешно закрылась под нажатием обеих ее рук, щелкнув крепким замочком в форме белой розы, но она была не одна. Бет Джексон — у окна с видом на море, стояла на якоре, как огромное старинное судно или какая-нибудь безжизненная глыба, колыхавшаяся от дуновений ветра — на фоне океана, а вокруг ее темной головы с зачесанными в пучок волосами растрепались седые пряди. Она была, наверное, самой растрепанной женщиной во всей Клинике.

— А, ты здесь, Бет, — сымпровизировала Элеанор Торн, подошла к столу и начала перебирать какие-то бумаги.

— Я насчет той поставки глиняных ваз, — сказала Бет, не поддавшись на эту уловку.

Прошел почти месяц с того момента, как менеджер Клиники по поставкам, безуспешно пытаясь отыскать Элеанор Торн, вынужден был вызвать Бет Джексон.

Это произошло как-то раз, в один дождливый полдень, в пятницу, когда облака расстилались по берегу над морем, как огромные серые пиявки на небе, и казалось, что весь океан медленно колыхался.

Молодой человек появился случайно, почти как будто заранее зная, что если он не найдет медсестру Торн, у него не останется больше повода оставаться в Клинике. Если только попросить временного убежища от дождя.

Здесь, в наружной комнате отделения гинекологии, занавески были опущены и закрывали дневной свет, а лампы включены — те лампы, которые, как спрятанные трубы, шли по всему потолку с каждого угла, освещая все мягким светом, они светили почти так же, как солнечный свет сквозь бумажные экраны, отдавая в оттенки синего. И иллюзия отсутствия теней придавала комнате смутную подвижность.

Молодой человек сел, повернул руки ладонями вверх, как будто хотел собрать в горсть воздух, и, как эффект этого упражнения, сила его спокойствия чувствовалась в его лине и плечах. По всей видимости, он пришел представить неизвестный торговый дом, с которым никогда раньше Клиника не имела никаких дел.

Бет Джексон принесла ему чашку горячего кофе, капнув туда чуть-чуть целебного рома, а заодно сделала кофе и себе. Она попросила молодого человека сесть перед электрическим обогревателем, чтобы обсохнуть. Он был одет в летний костюм, который прилип к коже, а когда он наполовину привстал, чтобы передать ей каталог, его улыбка наконец разрушила кажущуюся невозмутимость на его лице: так, как будто он передавал книжку с комиксами взрослому ребенку, передал он ей каталог. Его нога, стоявшая на мраморном полу, издала хлюпающий звук, и, услышав это, Бет Джексон захлопнула книгу ровно на том месте, где открыла.

— Любезность не поможет! — воскликнула она и вскочила, чтобы принести большое тяжелое полотенце из стоящего рядом открытого шкафа. — Надо бы их хорошенько растереть, — продолжала она со свойственным ей грубоватым юмором, — или ты останешься здесь в качестве пациента!

Она уселась напротив, на секунду подалась вперед, дотронулась вытянутыми пальцами до наклоненной медной решетки обогревателя, стоящего между ними, поставила его прямо, так, чтобы сияющее тепло, с водоворотом в центре, отражалось и выливалось, напоминая горящие угли, которые были сами по себе как источник, маленькие, разных размеров и похожие на проволоку.