Блин - охотник за ворами - [11]

С тех пор художники старались, чтобы животные, люди и вещи на их рисунках были как настоящие. Они изобрели краски и научились их смешивать, открыли светотень и законы перспективы, технику живописи маслом и акварелью, изучили анатомию людей и животных.

Когда все было изобретено, открыто и изучено, начались столетия расцвета классической живописи. Картины стали похожи на жизнь, насколько это вообще возможно. Они были даже лучше, чем жизнь. Ведь художники не изображали грязь и мусор, уличную вонь средневековых городов и язвы нищих. Даже смерть на их картинах была не отвратительна, а полна достоинства.

А потом изобрели фотографию. Художники сразу же оказались в положении бегуна, которого обогнал велосипедист. Если цель бега – побыстрее оказаться на финише, то бегун может отдыхать.

Он уже никогда не догонит велосипедиста. Если цель живописи – похожесть, то можно больше не рисовать картины. Объектив фотоаппарата рисует точнее, чем глаз и рука.

На самом деле соревнования по бегу не прекратились из-за того, что изобретен велосипед. Потому их цель не достигнуть финиша хоть на велосипеде, хоть на ракете, лишь бы побыстрее. Их цель – достигнуть финиша БЕГОМ. Другими словами, цель бега – бег.

А цель живописи – живопись. Она совсем необязательно должна быть похожей, «как настоящей».

Многие не понимают этого до сих пор. Они спрашивают художников:

– А почему на портрете у вас человек с двумя лицами?

– Потому что на работе он вежливый, а дома кричит на жену и бьет ремнем сына, – объясняет художник.

– Но ведь людей с двумя лицами не бывает! – пристают непонятливые.

– Не бывает, – соглашается художник. – Но если бы я написал две картины: «Иван Иванович на работе» и «Иван Иванович дома», это было бы неинтересно. Никто бы и не остановился перед этими картинами. А «Двуликого Ивана Ивановича» многие запомнят.

– Понятно! – восклицают непонятливые. – Вы сэкономили: пририсовали два лица к одному пиджаку, вместо того чтобы рисовать два пиджака!

Художнику хочется взять непонятливого за шиворот и дать ему пинка. Но как воспитанный человек он выдает последнее объяснение всех художников:

– Экономия здесь ни при чем, – говорит он. – Просто Я ТАК ВИЖУ этого Ивана Ивановича.

Кстати, это полезно запомнить. У художников «Я так вижу» – вежливый синоним слова «отвяжитесь».

Непонятливые, разумеется, опять ничего не понимают. Они внимательно смотрят в глаза художнику. Глаза обычные, не косые и не какие-нибудь рентгеновские. «Как же они могут видеть то, чего нет?! – мучаются непонятливые. – Может, у этого Ивана Иваныча на самом деле что-нибудь не в порядке с лицом? Или у меня – со зрением? Да нет, зрение я недавно проверял у врача. А если бы существовал такой Иван Иваныч с двумя лицами, то его показывали бы по телевизору!».

И они расстаются. При этом художник считает непонятливых дураками, а они художника – жуликом и лентяем, которому было неохота рисовать второй пиджак.

Такие разговоры происходят и в наши дни. А в начале двадцатого века, когда художники только начинали писать непохожие картины, их вообще мало кто понимал. Их считали обманщиками, которые не умеют рисовать и не хотят в этом признаваться. Художники не особенно с этим спорили и делали свое дело.

Они открывали законы непохожести, как за столетия до них другие художники открывали законы похожести.

А если непохожее сделать из похожих деталей? Пусть циферблат часов стекает со стола, как не-прожаренный блин, из цветка выпрыгивает тигр, а жирафы пылают, как свечи.

А если нарисовать всю картину кубиками?

А если вообще отказаться от сходства с чем бы то ни было? Рисовать непонятные фигуры, но так, чтобы сочетание цветов и линий было приятно глазу?

Или, наоборот, пусть цвета кричат, пусть не будет ни одного гармоничного сочетания!

А может быть, отказаться и от рисунка, и от цвета? Пусть будет просто ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ!!!

Каждый талантливый художник открывал свое направление в искусстве. Их было множество: сюрреализм, кубизм, абстракционизм, футуризм, супрематизм… А всех вместе непохожих художников называли авангардистами.

В начале века самыми непохожими из них, самыми смелыми были русские художники. Их Берлинская выставка 1922 года, каталогом которой так гордилась искусствовед Ларисик, прогремела на всю Европу.

А пятнадцатью годами позже многих из русских авангардистов расстреляли или посадили в лагеря.

Непохожих художников всегда не понимали. Но в те времена их не понимали особенно сильно. Наша страна готовилась к войне с фашизмом. Все грузовики выпускали одного цвета – зеленого, чтобы не перекрашивать, когда они понадобятся на фронте. Все мужчины одевались по одной моде и были похожи друг на друга, как солдаты. И на картинах чаще всего рисовали если не солдат, то сталеваров и трактористов. Потому что сталь – это танки, а трактористы – завтрашние танкисты.

Непохожие художники думали не о том и рисовали не то. Они всех раздражали. Вот их и уничтожили. Среди погибших в те годы русских авангардистов был и Юрий Ремизов.

Искусствоведы знают о нем так мало, что многие решили, будто его и не существовало. А просто собрались как-то несколько художников и написали два десятка смешных картин: «Козу с баяном», «Корову под седлом», «Младенца с наганом» и другие. Подписали их выдуманным именем – Юрий Ремизов – и начали говорить знакомым: «Появился новый художник! Гений! Мы все в подметки ему не годимся!» Это был розыгрыш, чтобы посмеяться над поклонниками модных художников, ничего не понимающими в искусстве.