Блеск - [3]

Как только женщина под ним устало падает на кровать, царь снова шлепает ее по заднице – на сей раз прогоняя.

– Можете все возвращаться в гарем. Сегодняшним вечером вы больше не понадобитесь.

Его слова прерывают остальных наложников и сводят на нет их удовольствие. Мужчина продолжает раскачивать бедрами, но никто из них не жалуется, не дуется и не пренебрегает его приказом. Такой поступок стал бы откровенной глупостью.

Они быстро распутывают клубок из собственных тел и уходят голышом одним стройным рядом. Бедра некоторых до сих пор мокрые и липкие. Ночь была долгой.

Мне любопытно, доводят ли наложники в гареме дело до конца. Но я никогда этого не узнаю, потому что мне нельзя там находиться. Поэтому понятия не имею, какие между ними отношения, когда царя нет рядом. Мне вообще никуда нельзя ходить – только в своих клетках или в присутствии царя. Я – его фаворитка, а потому меня держат взаперти. Любимый питомец, которого защищают и оберегают.

Я внимательно наблюдаю за Мидасом после того, как уходит последняя наложница. Он надевает свой золотистый халат. Только от того, что он стоит тут, едва одетый и пресыщенный плотским удовольствием, у меня внутри все сжимается.

Мидас красив.

Он не мускулист, потому что ведет роскошный образ жизни, но от природы стройный и широкоплечий. Мидас молод для правящего царя, ему тридцать с небольшим, и на его лице еще проступают черты юности. У него загорелая кожа, несмотря на то что здесь всегда идут только снег и дождь, а волосы светлые с красновато-медовыми отливами, алый оттенок которых более заметен в свете свечей. У Мидаса темно-карие глаза, и есть у него какая-то харизма, обаяние. Именно его обаяние всегда меня очаровывает.

Я опускаю взгляд ниже, на суженную талию и очертания опустившегося пениса, который еще можно разглядеть под шелковистой тканью.

– Любуешься, Аурен?

Услышав свое имя, я резко отвожу глаза от его паха и смотрю на ухмыляющееся лицо. Щекам становится жарко, однако я пытаюсь скрыть смущение.

– Вид очень приятный, – приподняв плечо, отвечаю царю и насмешливо улыбаюсь.

Он хмыкает и с напыщенным видом подходит к прутьям моей клетки в конце атриума. Люблю, когда царь улыбается. От этого у меня в животе ползут гусеницы – не бабочки. Этим свободно летающим паскудам я завидую.

Мидас проводит взором от моих босых ног и до груди. Я сижу на своем месте, стараясь не шелохнуться, хотя под его испытующим взглядом хочется ерзать. Голова в ожидании запрокинута. Я научилась сидеть неподвижно, потому что ему так нравится.

Он очень медленно ведет взглядом по моему телу.

– М-м-м, выглядишь довольно аппетитно – так бы и съел тебя сегодня.

Я плавно поднимаюсь на ноги, и ткань моего платья ниспадает каскадом, скользит по кончикам пальцев ног. Затем подхожу к решетке и встаю напротив царя. Одной рукой обхватываю тонкие прутья, что нас разделяют.

– Вы могли бы выпустить меня из этой клетки и отведать лично. – Я стараюсь говорить лукавым тоном, сладострастно смотря на царя, хотя внизу живота все горит от желания.

Выпусти меня. Коснись. Возжелай меня.

Мой царь – человек сложный. Я знаю, что дорога́ ему, но в последнее время просто желаю… большего. Я понимаю, что тут моя вина. Мне нельзя желать большего. Стоит довольствоваться тем, что имею, но тут я бессильна. Как бы хотелось, чтобы Мидас взглянул на меня так же, как я смотрю на него. Как бы хотелось, чтобы его грудь разрывало от желания, как разрывает мою. Но даже если король не в силах мне это дать, то я бы хотела, чтобы он просто проводил со мной больше времени.

Я знаю, что мое желание невыполнимо. Он – царь. Его постоянно тянет в тысячи направлений. У него есть обязанности, которые мне даже неведомо осознать. Стоит радоваться и тому, что я получаю от него хотя бы сколько-нибудь внимания.

Посему я прячу свое желание. Влечение скрыто в самой глубине моей души под тяжестью снежного покрова. Я отвлекаю себя. Пытаюсь найти опору. Занимаюсь любым доступным мне делом. Но сколько бы людей я ни видела каждый день, я все равно просыпаюсь в одиночестве и засыпаю точно так же.

Мидас в том не виноват, и нет никакого смысла дуться. Это ни к чему не приведет – а я живу в клетке, так что в этом я знаток.

Ухмылка Мидаса сменяется улыбкой от моего бесстыдства. Сегодня вечером он в игривом настроении, а в таком я вижу его нечасто, но люблю, когда это случается. Так я вспоминаю, какими мы были, когда только подружились. Когда я была всего лишь потерявшейся девочкой, а он ворвался в мою жизнь, показав мне другую, улыбнулся и напомнил, как смеяться.

Мидас еще разок оглядывает мою фигуру, и кожа теплеет от его льстивого довольного взгляда. Мое тело в форме песочных часов, с пышной грудью, бедрами и попой. Однако, когда люди впервые на меня смотрят, то замечают иное. Даже не уверена, что и царь замечает во мне что-то еще.

Когда люди на меня смотрят, они не обращают первым делом внимания на мои формы, им неинтересно то, о чем я думаю. Нет, их внимание поглощает совсем другое, и оно сияет на моей коже.

Потому что она – золото.

Не золотистая. Не загорелая. Не расписанная, испачканная или окрашенная. Моя кожа – настоящее, переливающееся, шелковистое, золоченое золото.