Блеск и коварство Медичи - [68]

К его большому удивлению, она ловко увернулась от его ладони и перебежала в другой конец комнаты.

— Я отказываюсь сегодня быть твоей Биа! Я так устала от всех этих Биа и Франко, и вообще от всего я устала! Ты великий герцог Тосканский, один из величайших мужей Италии. Я должна получить признание как твоя любовница, знатная леди, первая дама Флоренции, с твоим наследником внутри.

Великий герцог медленно обошел комнату легким и осторожным шагом. Эта идея с подложным ребенком напрочь изменила все. Он было вообразил свою Биа безмятежной матерью у домашнего очага, занятой шитьем распашонок и пеленок, исполненной нежности и мягкости. Но вместо этого он, как ему казалось, вложил в руки донны Бьянки Капелло совершенно неожиданное оружие, которым она без зазрения совести пользовалась ежедневно, чтобы вбить в него свою предполагаемую династическую важность. Она, казалось, уже сама почти уверовала в то, что и в самом деле носит ребенка под сердцем.

Может, прекратить все это? Заставить ее притвориться, будто случился выкидыш? Это вернуло бы ему власть над ней.

С другой стороны, собственный образ с младенцем на руках, вне всяких сомнений и к всеобщей радости, мужского пола, был милее любой песни сирены.

— Первая дама Флоренции — это великая герцогиня, — сказал он ровным и мягким голосом, который обычно служил ей предупреждением о том, что он намерен применить к ней силу. Пока он говорил, в его руках оказался глазурованный кувшин из белого французского фарфора. Ручка кувшина была выполнена в форме искривленного ствола дерева, из которого появлялся крылатый дракон с львиной мордой. Это была прекрасная и ценная вещь. Он выбрал ее как раз для этой новой виллы Пратолино, которую он решил построить и которая еще не была закончена, — с тем, чтобы его прекрасной Биа не приходилось выходить на улицы Флоренции, где ее так несправедливо ненавидели.

— Великая герцогиня никогда не была первой дамой Флоренции, пока была жива твоя сестра! — не унималась Бьянка. Она слишком вышла из себя, чтобы заметить его предупреждение. — Она уродлива, занудна, и ей нет дела ни до чего, кроме Бога и ее детей. Она…

Ее оборвал звук разлетевшегося у ее ног кувшина. Она взглянула на осколки. Потом подняла глаза на герцога. Лицо ее побледнело.

— Мне нравился этот кувшин, — сказала она. Это не был еще голос Биа, но, по крайней мере, он звучал тише и разумнее.

— Тебе не стоило мне перечить. Давай начнем сначала.

Воздев в отчаянии руки, она глубоко вздохнула.

— Твоя алхимическая служанка, — начала она, — она сопровождала великую герцогиню в палаццо Медичи, где я… где мне случилось быть.

Великий герцог кивнул.

— К тому времени я уже забрал ее камни и прочие ценности, — сказал он. — А тебя лишь любезно пригласили к разбору остатков ее одежды, если тебе это было угодно.

— А вот великая герцогиня не согласилась с этим и приказала мне убраться.

Великий герцог пожал плечами.

— Если она приказала тебе убраться, ты должна была ей подчиниться. Она может быть уродлива, скучна и набожна до безумия, но все равно она императорская дочь и коронованная великая герцогиня Тосканская.

Нижняя губа Бьянки выпятилась, и ее глаза вспыхнули. Великий герцог взял еще один керамический предмет. На этот раз им оказалась плоская чаша на ножке, украшенная похожим образом, как и разбитый кувшин.

— Я и сделала, как она просила, — сказала Бьянка, проглатывая свой гнев. — Выказала ей уважение. Но ее женщины — в особенности эта девчонка, дочка книготорговца- алхимика, — они не оказали должного уважения, когда я проходила мимо.

— Очень хорошо. Я поговорю с сестрой Кьярой, — сказал великий герцог мягко, поставив чашу обратно на стол. Хорошо, что ему не пришлось разбивать ее. — Скажи мне, а что еще ты искала в палаццо Медичи?

Бьянка густо покраснела и еще плотнее запахнула полы бархатного платья вокруг своего пышного тела.

— Ничего, — сказала она.

— Ничего? — повторил великий герцог и снял с пояса бумажник из тонкой кожи. Он положил его на стол рядом с чашей и раскрыл его. Каждое движение было медленным и размеренным. Бьянка наблюдала за ним. Двигались только ее глаза, следившие за руками герцога. Тот по одному вынул из бумажника три письма и развернул их перед Бьянкой. В комнате воцарилась такая тишина, что слышался лишь хруст бумаги. Почерк на страницах был округлым и крупным, с завитками и подчеркиваниями.

— Может быть, ты искала эти письма? — вкрадчиво спросил Франческо, радуясь тому, что она снова оказалась в его власти.

— Да, — прошептала Бьянка. Затем она заговорила скороговоркой. — Они у тебя. Слава богу, они у тебя. Когда я не смогла их найти…

— На твоем месте я бы не стал так радоваться. Эти письма — прямое доказательство того, что четыре года назад ты уговорилась с моей сестрой о том, чтобы на твоего мужа напали на улице и убили.

Он, разумеется, знал об этом глупейшем заговоре между его любовницей и сестрой с целью убийства Пьетро Бонавентуры. Нельзя сказать, чтобы Франческо не радовался такому развитию событий. Несмотря на то что Бонавентура охотно носил рога обманутого мужа, он умудрился завести интрижку с молодой вдовой из семейства Рицци. Последние были этому совсем не рады. Роберто де Рицци обратился к своей лучшей приятельнице и покровительнице, Изабелле де Медичи, и та, черт бы ее побрал за всегдашнюю ее способность влезать в скандалы и заговоры, любезно организовала Рицци подмогу в виде шайки крепких ребят, которые и угробили Пьетро Бонавентуру.