Блеск - [59]

— Привет, Лиззи, — тихо поздоровался Тедди. На нем была военная форма, и в ней он выглядел таким сильным и представительным, что Элизабет слегка расслабилась. Он пришел за ней. И сумел к ней попасть. Он легко сможет понять, что она находится в заточении, и спасет её.

Элизабет зашевелила губами, но не смогла издать ни звука. «Помоги», — пыталась сказать она, но голос не возвращался, а Тедди стоял на другом конце комнаты. Наконец она смогла сдавленно прохрипеть, но вымученное ею слово не относилось ни к одному известному языку.

— Видите? — сказал Сноуден. Он заметил, что жена пытается сделать, и быстро подошёл к ней, заслоняя собой Тедди. — Миссис Кэрнс в самом деле нездоровится, и она едва может говорить. Как вы сказали, вы её хорошо знаете, и поэтому я уверен, что вам известно, насколько она чувствительна. Прошу вас. Боюсь, вы потрясли её.

Затем он наклонился, притворяясь, что прислушивается, но на самом деле зажал жене рот. Элизабет охватила паника, поскольку ей пришло в голову, что Сноуден каким-то образом заставит её молчать, пока Тедди не уйдет. Её сердце бешено заколотилось. Она умудрилась произнести что-то похожее на призыв о помощи, но её слова заглушило основание ладони Сноудена, которое давило на её непослушные губы.

— Да, — согласился Тедди. В его голосе слышались ошеломленные низкие нотки, словно ему невыносимо видеть девушку, руки которой он не раз просил. — Да, я вел себя неподобающе. Простите. Я, пожалуй, пойду.

— Нет! — попыталась крикнуть Элизабет, но её мольба потонула в крепкой хватке Сноудена. Шаги Тедди уже удалялись. Она моргнула, Сноуден с едва сдерживаемой яростью посмотрел на неё. Он подождал ещё немного, и Элизабет резко вдохнула, пытаясь сохранить дыхание. Она слышала, как Тедди спускается по лестнице. Сноуден убрал руку, и больная приоткрыла рот, чтобы закричать. Но муж действовал быстрее, и другой рукой уже накрывал её лицо влажным платком.

Она по-прежнему явственно видела Тедди, стоявшего в комнате, как ее спаситель, но на самом деле он уже шел к выходу, а её глаза закрывались и она проваливалась в темноту.

Глава 32

Со смертью Уильяма С. Шунмейкера город потерял одного из самых уважаемых магнатов. Едва перешагнувший пятидесятилетний рубеж мистер Шунмейкер щедро одаривал многие лучшие организации и учреждения Нью-Йорка и был старожилом высшего света. Говорят, он оставил второй жене, в девичестве Изабелле де Форд, с которой не имел общих детей, и своей дочери Пруденс по сто тысяч долларов. И пусть это наследство и кажется внушительным, оно не идет ни в какое сравнение с прочим имуществом мистера Шунмейкера, которое полностью переходит его единственному сыну, Генри.

С первой страницы «Нью-Йорк таймс» от 20 июля 1900 года

— Благодарю вас, джентльмены.

Генри стоял на пороге особняка Шунмейкеров, засунув руки в карманы черных брюк. Он был бледен от событий прошедшей недели. Отец оставил ему значительно большее состояние, чем он вообще мог представить, и Генри несколько дней пытался понять, из чего складывается его наследство. Ему казалось, что отец владел значительной долей в любом из предприятий города, если не всей страны. И теперь все это перешло к младшему Шунмейкеру, как и дом с ведущими к входной двери театральными ступенями из известняка, сейчас простиравшимися перед ним. Спустились сумерки, и на обочине в обманчивом спокойствии застыли экипажи деловых партнеров отца. Мужчины приехали, чтобы посмотреть, как это злополучное неожиданное событие скажется на них и их интересах.

— Спасибо, мистер Шунмейкер, — по очереди ответили они. Сочувственно похлопав его по спине и обменявшись рукопожатиями, соболезнующие непрерывным потоком темных шляп и пиджаков потянулись на улицу к ожидающим их экипажам. Генри уже начинал узнавать этих солидных господ в лицо.

— Вы их успокоили, — сказал стоящий рядом с Генри Иеремия Лоуренс, когда посетители оказались вне пределов слышимости. С закатанными до локтей рукавами поверенный выглядел так, словно все это время шелушил кукурузу.

— Они думают, я слишком молод, — вздохнул Генри. Он тоже снял пиджак и остался лишь в черном жилете поверх парадной рубашки цвета слоновой кости с расстегнутым воротничком. Ночь была влажной, сиреневой, а откуда-то сверху доносилось громкое курлыканье голубя, распустившего перья и потиравшего крылья друг о друга.

— Да, по приезде они думали, что вы щенок. Но, полагаю, вы их удивили. Ваша серьезность и внимание к деталям наследства произвели на них впечатление.

— Я удивил их тем, что вообще пришел, — сухо заметил Генри.

Лоуренс рассмеялся и положил руку на плечо молодого Шунмейкера.

— О, они знали, что делать это вам было необязательно. Вы вообще могли не появляться на этом формальном мероприятии и все равно оказаться очень богатым человеком.

— Я тоже об этом думал, — признался Генри, — но, наверное, все мы когда-нибудь должны вырасти, не так ли?

— Нет. — Теперь настала очередь Лоуренса иронизировать. — Не у всех получается.

Впервые за этот день рот Генри изогнулся в подобии улыбки.  

— Хотя ваш батюшка всегда думал, что из вас получится неплохой делец, — продолжил Лоуренс, вновь обретя серьезный вид и глядя на Генри совсем не как на юношу двадцати одного года от роду. — Думаю, ему было бы приятно увидеть, как вы вели себя сегодня.