Бледный всадник - [7]

Этельвольд, племянник Альфреда, держал оба моих меча. Он вытащил из ножен Вздох Змея и разглядывал неясный узор на клинке.

— Если придут датчане, — сказал он Вульферу, — тебе придется позволить мне сражаться.

— Ты не умеешь сражаться.

— Тогда тебе придется меня научить. — И юноша сунул Вздох Змея обратно в ножны, заметив: — Уэссексу нужен король, который умеет биться с врагами, а не молиться.

— Следи за своим языком, парень, — велел Вульфер, — не то его отрежут.

Выхватив меч у Этельвольда, он передал оружие мне.

— Датчане и вправду однажды придут. Присоединяйся ко мне, когда это случится.

Я кивнул, но ничего не сказал, а сам подумал: «Когда датчане придут, я уж лучше присоединюсь к ним».

Судьба распорядилась так, что меня вырастили датчане, после того как я попал к ним в плен в возрасте девяти лет. Они могли бы меня убить, но не сделали этого, а, наоборот, хорошо со мной обошлись. Я выучил их язык и поклонялся их богам до тех пор, пока сам не перестал понимать, кто я: датчанин или англичанин. И, будь ярл Рагнар до сих пор жив, я бы никогда не оставил датчан, но он погиб, его убили в ту страшную ночь предательства и огня, и я бежал на юг, в Уэссекс. Так что теперь я вернулся к своему народу.

И все-таки я не задумываясь присоединился бы к Рагнару Младшему, как только датчане оставили Эксанкестер, если бы только знал, что тот жив. Его судно было в числе судов датского флота, побежденных чудовищным штормом. Множество кораблей потонуло тогда, а остатки флота дотащились до Эксанкестера, где сгорели дотла на берегу реки близ этого города. Я не знал, выжил ли Рагнар. Я надеялся, что он жив, и молился, чтобы он спасся из Эксанкестера. Я мечтал, что однажды смогу отправиться к нему, предложить ему свой меч и обратить оружие против Альфреда Уэссекского. А потом в один прекрасный день я одену Альфреда в рубище и заставлю проползти на коленях до алтаря Тора. После чего убью его.

Вот о чем я думал, пока мы скакали в Окстон — поместье, которое Милдрит принесла мне в приданое.

То были красивые места, но над поместьем висел долг, поэтому владеть им было скорее бременем, чем удовольствием. Пахотные земли лежали на склонах холмов, обращенных к широкому берегу Уиска, а неподалеку от нашего дома зеленели густые дубовые и ясеневые рощи; сверху текли маленькие чистые ручьи, прорезавшие поля с посевами ржи, ячменя и пшеницы. Дом наш представлял собой насквозь продымленное строение из дуба, ржаной соломы, грязи и навоза — такое длинное и низкое, что оно скорее походило на поросшую мхом насыпь; дым поднимался через дыру в центре крыши. В пристройках жили свиньи и цыплята, а кучи навоза вокруг были высотой почти с дом.

В свое время всем владел покойный отец Милдрит, который вел хозяйство с помощью проныры Освальда. В то дождливое воскресенье, когда мы прискакали на ферму, этот хитрец управляющий стал моей первой головной болью.

Поскольку Альфред унизил меня, я был взбешен, возмущен и жаждал мести. К несчастью для Освальда, который выбрал именно тот воскресный день, чтобы притащить дуб из леса выше фермы. Я как раз вынашивал приятные планы мести, позволив лошади самой выбирать путь между деревьев, когда вдруг увидел, что восемь быков волокут к реке какой-то огромный ствол. Три человека погоняли этих волов, в то время как четвертый, Освальд, ехал верхом на стволе с бичом в руке. При виде меня он спрыгнул. На мгновение мне показалось, что Освальд сейчас ринется наутек под защиту деревьев. Но тут управляющий понял, что я его все равно узнал и бежать бесполезно, поэтому он просто стоял и ждал, пока я подъеду к гигантскому срубленному дубу.

— Добрый день, господин, — приветствовал меня Освальд, поклонившись.

Он явно очень удивился, увидев хозяина. Небось считал, что меня убили вместе с остальными заложниками, и утратил бдительность.

Моя лошадь забеспокоилась, почуяв кровь на воловьих боках, и приплясывала до тех пор, пока я не успокоил ее, похлопав по шее. Потом я внимательно осмотрел ствол дуба, который был около сорока футов в длину, а толщиной в рост человека.

— Прекрасное дерево, — заметил я Освальду.

Тот взглянул на Милдрит, остановившуюся в двадцати шагах позади.

— Добрый день, госпожа, — сказал управляющий, стащив с головы шерстяную шляпу, покрывавшую его курчавые рыжие волосы.

— Ну и погодка сегодня, Освальд, — ответила она.

Поскольку отец моей жены много лет назад назначил этого человека своим управляющим, Милдрит до сих пор наивно полагала, что Освальд надежный и порядочный слуга.

— Я сказал «прекрасное дерево», — проговорил я громко. — Интересно было бы узнать, где же его срубили?

Освальд сунул шляпу за пояс.

— На вершине холма, господин, — туманно ответил он.

— И что, этот холм находится на моих землях?

Управляющий заколебался, без сомнения борясь с искушением заявить, что на соседских, но такую ложь было бы легко раскрыть, поэтому он промолчал.

— На моих землях? — повторил я.

— Да, господин, — признался хитрюга.

— И куда вы его везете?

Он снова заколебался, но ему пришлось-таки ответить:

— На мельницу Вигулфа.

— Вигулф купил это дерево?

— Он его распилит, господин.