Бледный всадник - [111]

— Ей следовало бы быть королевой! — возмущенно ответила Энфлэд. — Это было бы только справедливо!

Она несла охапку травы, и я заметил, что ее предплечья стали зелеными.

— Красим ткани, — объяснила она отрывисто, и я последовал за ней туда, где на огне кипел и булькал огромный котел.

Энфлэд швырнула в котел траву и помешала смесь.

— Делаем зеленую ткань, — сказала она.

— Зачем? — заинтересовался я.

— У Альфреда должно быть знамя, — воинственно заявила она. — Как он может без него сражаться!

Женщины делали два знамени. Одно — зеленый флаг Уэссекса с огромным драконом, на другом был изображен христианский крест.

— Крест делает твоя Исеулт, — сказала Энфлэд.

— Знаю.

— Тебе следовало бы присутствовать на ее крещении.

— Я в это время был занят: убивал датчан.

— Но я рада, что она крестилась. Она явно взялась за ум, вот что я тебе скажу.

«По правде говоря, — подумал я, — Исеулт чуть ли не силой загнали в христианство».

Бедняжка столько времени страдала от затаенной вражды священников Альфреда, которые обвиняли Исеулт в колдовстве и в том, что она орудие дьявола, что это измотало ее. Потом явились монашка Хильда со своей нежной дружбой и Пирлиг, говоривший о Боге на языке Исеулт, и вместе они уговорили мою возлюбленную. Значит, я остался единственным язычником на болоте. Энфлэд многозначительно посмотрела на мой амулет-молот. Но она ничего о нем не сказала, вместо этого спросив, верю ли я, что мы победим датчан.

— Разумеется, — ответил я, хотя, конечно, в душе не был так уж уверен.

— Сколько людей будет у Гутрума?

Я догадался, что вопрос этот Энфлэд задает по просьбе Эльсвит. Жена Альфреда хотела знать, есть ли у ее мужа шанс выжить или же они должны взять захваченный у Свейна корабль и отплыть во Франкию.

— Гутрум поведет по меньшей мере четыре тысячи человек, — ответил я.

— По меньшей мере?

— Это зависит от того, сколько людей явится к нему из Мерсии, — сказал я. Мгновение подумал и добавил: — Но я рассчитываю, что у него будет четыре тысячи.

— А сколько людей будет в войске Уэссекса?

— Столько же, — ответил я.

Я солгал. Если нам вдруг невероятно повезет, мы сможем собрать тысячи три, но я сомневался в подобном исходе дела. Две тысячи? Вряд ли, но возможно. Больше всего я боялся, что Альфред поднимет свое знамя, а никто под него не придет или что явится только несколько сотен. Мы могли бы привести с Этелингаэга триста человек, но что такое триста воинов против огромной армии Гутрума?

Альфреда тоже беспокоило, сколько соберется народу, и он послал меня в Хамптонскир, чтобы выяснить, какая часть графства занята датчанами. Я обнаружил, что они хорошо укрепились на севере, но юг графства свободен, а в Гемптоне, где базировался флот Альфреда, военные корабли все еще стоят, вытащенные на берег. У Бургварда, командира флота, в городе было больше ста человек, и он расставил их на стене. Бургвард заявил, что не может покинуть Гемптон: вдруг датчане нападут и захватят корабли, но у меня имелся клочок пергамента, написанный рукой Альфреда, с печатью, изображавшей дракона, и, пустив его в ход, я приказал оставить тридцать человек для защиты кораблей, а остальных привести к Альфреду.

— Когда? — мрачно спросил Бургвард.

— Когда тебя призовут, — ответил я, — но это случится скоро. И еще ты соберешь местный фирд и приведешь его с собой.

— А если сюда явятся датчане? — спросил он. — Если они придут морем?

— Тогда мы потеряем флот, — ответил я, — и построим другой.

Бургвард боялся не зря. Датские корабли снова появились у южного берега, правда, пока в одиночку. Датчане ведь были викингами: они высаживались на берег, отправлялись в набег, насиловали, жгли, грабили — и снова уходили в море. Это очень беспокоило Альфреда: а вдруг целая флотилия высадится где-нибудь на берег и двинется на него. Короля мучили страх и сознание того, что нас так мало, а врагов — без счета и что вражеские лошади жиреют на свежей траве.

— Я выбрал праздник Вознесения, — объявил Альфред, когда я вернулся из Гемптона.

В праздник Вознесения нам следовало быть готовыми на Этелингаэге, а в следующее воскресенье, в день святой Моники, должен был собраться фирд, если будет чему собираться. В донесениях сообщалось, что датчане готовятся к маршу, и было ясно: они направят свою атаку на юг, двинувшись к Винтанкестеру, столице Уэссекса. Чтобы защитить этот город и перекрыть Гутруму дорогу на юг, фирд соберется у Камня Эгберта. Я никогда не слышал о таком, но Леофрик заверил меня, что это известное место, где еще король Эгберт, дедушка Альфреда, выносил свои приговоры.

— Там не один камень, а целых три, — сказал Леофрик. — Два высоких столба и еще один камень наверху. Еще в стародавние времена их поставили гиганты.

И вот приказы были разосланы. «Приведите всех своих людей, — гласили они, — принесите все оружие, какое только у вас есть, и вознесите молитвы, потому что весь уцелевший Уэссекс соберется у Камня Эгберта, чтобы сразиться с датчанами».

Едва были отправлены эти послания, как разразилось несчастье. Оно случилось за неделю до того, как должен был собраться фирд. Хаппа, олдермен из Торнсэты, написал, что сорок датских кораблей появились у тамошних берегов и что он не осмелится увести фирд, когда над его землями нависла такая угроза. Хуже того, датчан было так много, что он умолял Харальда из Дефнаскира прислать ему подкрепление.