Бледный - [52]
Сытин отставил кофе.
— Ты был у следователя?
— Был. Подвёз девку, вышла — и под машину.. А я подвёз. Психованная одна ещё… Следователь сам псих… Намекает.
Короче, я виновен тем, что родился, — заплакал Девяткин, прикладываясь к салфетке. — Мне и гадали, будто я неудачник… Где неудачник? Где?! Посмотрим! — он отшвырнул салфетку. — Здесь — может быть… Но там, может… Всё, пойду… Хотя — идти некуда. Выбор малый: мир валить — либо… Что я узнал? А то узнал, что, раз фантазии есть отражения истин, я тогда прав? А дар… У кого, может, и есть дар. Но… ломать у себя под ногами? Страшно… Всё-таки страшно! — Он встал. — Я не прощаюсь… — Он вынул сотовый, посмотреть кто звонил. — Всем я нужен… Но я боюсь… анонимных звонков боюсь… Это Влад звонил, шурин. Шурин ведь — брат жены?
— Ну, а как Лена? — вновь спросил Сытин.
— Счастлива, — успокоил Девяткин.
— Будет юбилей?
— Конечно… Знаешь, конечно! — Шагнув прочь, Девяткин замер. — Если я не решусь — обяжут. Где, скажут… Там, скажу… Гнусно, знаешь ли, ничего не знать… Какой там дар у невежды…
— Камень, что выброшен, — во главе угла, — добавил Сытин.
— Может быть, — повторил Девяткин. — Может быть… На работе скажи… придёт он… Болеет, мол… болею…
В тумане он побрёл к провалу, уже огороженному. Здесь собралась толпа, он выбрал место, откуда был виден в грязном месиве его «Форд». Всё было в грязи, и он, теоретически признавший необходимость крушения всех порядков, — практике ужасался. В «вольво» был человек, труп его тащили из воды. Девяткин пошёл прочь, вспоминая толчок, от которого бы упал, если бы не схватился за что-то. Мир уходил из-под ног не так, как в реальности, где победитель знал, что враг погибнет, а сам он останется цел. В хаосе не оставалось шансов ни проигравшим, ни победителям. Хаос предполагал непрогнозируемый, непросчитываемый результат. В хаосе могло случиться, что адепт нового мирового порядка — нет, беспорядка! — сгинет, а кто-нибудь, вроде тестя, столпа порядков старых, выживет…
Вздор. Он пьян, чушь прёт в голову… С голубем, что, разбившись об окно, остывал теперь на асфальте, с провалом, разверзшимся метрах в ста, с троллейбусом, создавшим пробку, — просто случайности… И случайно совпало, что он именно в тот самый миг ощутил нирвану…
И всё же что-то доказывало его причастность к катастрофе уличного масштаба. Что-то подсказывало, что, впади он в нирвану на долгий срок, — хаос охватит мир. Девяткина понесло переулком, мысли отсутствовали. Он видел рушащиеся дома, слышал сдвиг земных плит, падал в бездну обломков. Он оказался вдруг на Манежной, подле Кремля, чувствуя, что никакая власть не выше его ужасной, жуткой власти. Он думал — если земная власть губит тысячи, миллионы ради того, чтоб сберечь существующий строй, то его власть, напрочь сокрушающая порядки, вправе их всех убить. Место пусто не будет, его займёт жизнь новая… Но в самом-то деле он просто хотел среды, в которой его не осуждали бы законы. То есть труп в шкафу и зарытый труп существуют по-прежнему… Он вынул сотовый. Влад.
— Ты?
— Я.
— Здравствуй.
Он промолчал.
— Алло? — Влад спланировал разговор заранее, но безучастность Девяткина заставила его изменить план. — Как поживаешь?
— Так.
— Ты, верно, в банке, — продолжал Влад. — Я звонил Лене, не дозвонился. Хотел узнать, юбилей будет?
— Да.
— Я, знаешь, решил прийти… Думал, что уеду, но… знаешь, главное ведь — семья. Лишний раз побыть с Леной, с Катей, с тобой… На кого ещё можно рассчитывать? Только на родственников.
— Да.
— Ты как, здоров? — пытал Влад. — Передали, около банка яма? На Шереметьевской был провал, у ВДНХ… Всё сгнило: инфраструктура, общество… Если всё хорошо, то вот что… Я говорю заранее, чтоб ты знал: я за тебя. Отец рвёт и мечет, думает, ты спятил. Он жертва клише — кто против денег, тот сумасшедший. С властью не борются. Он не верит, что Лена может не хотеть за Глусского, у которого миллиард, не верит, что ты без денег имеешь право жить с Леной. Дочь его — королева… Я рад тебя слышать, а то, болтают, банк-де обрушился… Лена где, кстати?
— Шопинг, — сказал Девяткин.
— Ты передай ей, что я приду. С женой, с сыном. Праздник так праздник. Ладно? Помощь нужна? Я из своих обжорок — с Леной я договаривался — ставлю блюда. Будут с пяти в субботу. Будет всё свежее, в термотранспорте, и обслуга… В общем, держись. Почему всё — Глусскому? Может, мы убедим отца?
Влад терзался по двум причинам. Первая — информация о провале около банка могла означать, что Девяткин мёртв, тогда Лена с чистой совестью выйдет за Глусского, в результате Влад теряет возможность контроля над её капиталом. Вторая — отсутствие Лены, о чём он знал от тестя, могло означать: что-то не так. Лена могла уехать — в США, в Англию иль ещё куда, и там сошлась бы с Глусским…
О случае у банка уже сообщили, значит, многие будут звонить. Действительно, сотовый вновь ожил, теперь звонил тесть. Девяткин не отвечал.
Ему было плевать на Влада, да и на тестя.
Было на всех плевать.
Завтра или сегодня он вынужден будет сдать себя — и в пожизненку. Вот факт. Он и оказался-то здесь, у Кремля, не кукиш показывать власти, но попрощаться с ней в здравом уме. На дальнейший бред ему хватит зоны… Он понял, что, обладай он силой, способной всё уничтожить, он не осмелился бы… Он — трус. Поэтому труп до сих пор в шкафу. Поэтому он вызвал Тоню — спастись от одиночества. Поэтому пьёт — забыться.
