Бледный - [38]

— Это? Для этого надо мир любить безответной любовью. А вам больше хочется любить то, иное… Я даже не знаю, что. Что-то невнятное рядом с вами мешает мне видеть.

— Я хаос… — сказал он и оторвал ладонь от стола. — Так и знал, что выйдет что-то в этом роде. Любой, кто к вам приходит, вместо реального слышит мистический вздор, которым вы возмещаете тривиальное отсутствие знаний о клиенте. Я к вам шёл поговорить о Марине, а увяз в мистике. Легче всего связать с хаосом человека, которого не знаешь. И вы старались. Хаос вне всяких описаний. Вы даже шьёте мне смерть Марины… и смерть ещё троих… которых НЕТ!!! — закричал он, склонившись над ней. — Их нет, четырёх… и двух… Вы классный психолог… Где вы учились? Но вы ошиблись… Вы развели меня только психически. Денег я вам не дам. В клиенты к вам не пойду, хоть вы и внушаете, что я монстр. Ещё пара фраз — и я б услышал о порче, которую можно снять? О сглазе? Чушь, я нормален! Но отдаю вам должное. Я понял, в чём ваша сила. С вами надо молчать, тогда вы не сможете плести сети, вытягивая факты… Видит! — взорвался он. — Пикни ещё, что, дескать, видишь. Я задушу тебя, доказав, что ты собственной смерти не видела! Видишь?!

Кастальская сжалась в кресле и отрицательно трясла головой.

— Я в норме, — кричал он. — А с комплексами — в лучшем случае, с комплексами корысти — вы… Вместо долгого оскорбительного спектакля можно было меня выслушать, и всё. Но вам нужней деньги… А я — нормальный.

Оправив галстук и бросив на стол десятку, найденную в кармане, он вышёл. Понял, что совершенно разбит и сам за руль не сядет. Ехал на такси. После разговора в салоне он понял: если он нормальный — должен сдаться. Иного варианта не было…

То есть был, но, если верить предсказаниям Риммы Павловны, он вырывал его из этого мира. От встречи остался тяжкий осадок безысходности, необратимости, краха всей жизни. Сумрак и туман, алкоголь, только разжигающий в нём тоску, две смерти, чреватые тягостным разоблачением, суд, который приклеит ему ярлык маньяка… Уверенность в том, что ему нужно в милицию, вдруг исчезла. Он вспомнил, что уже как бы отстранён от мира. Жутко подавленный, вряд ли он выдержит милицейский сыск и превращение в зэка, но главное — не выдержит гнева тестя. Грудь сдавило, и он постанывал. Не в силах больше вынести, он расплатился, вылез и пошел вдоль обочины. Немного до поворота и километр после.

Было одиннадцать, автомобилей мало, а за поворотом их и вовсе не было. Ряд фонарей высвечивался в тумане. Стояла смутная тишина. Он замер, вдруг мучительно вспомнив, куда идёт. Он не был готов не только к разговорам с милицией, к тому, что надо что-то сделать с Катей, но и к действиям вообще Может быть, лучше вернуться назад? Неизвестно, что происходит дома. Ему сделалось страшно. Но если повернуть и где-нибудь скоротать ночь, то не будет информации о последних событиях. Вдруг уже… нет, уже отпадает, так как он не задержан. Но утром приедет тесть, горничные… Поэтому он должен идти домой.

Должен…

Он вдруг вспомнил их двоих и заплакал. Сникший, сидел на корточках, закрыв лицо, пока шум не вынудил его встать и изобразить идущего. Промелькнули огни джипа.

Он шёл, пока не понял, что дом уже близко. Теперь каждый шаг усиливал страх. Он осматривался, ища угрозу. Выплыл забор соседнего дома. Девяткин готов был услышать лай соседских догов, но лая не было. Там, где склон спускался к речке, виднелся огонек, будто курили. С бьющимся сердцем он подошел к «Ауди» с залепленным грязью номером. Стёкла тонированы, сигарета, скорее всего, отразилась в наружном зеркале… Кто-то следил за ним? Его напряжение росло. Может, влюблённая пара… Либо бандиты — хотя что им здесь? Лучше быть ограбленным, чем думать, что выскочат оперы — и жизнь кончится… Пусть не кончится, но начнётся другая, чисто условная… Глянув на стройтехнику около свежей траншеи, там, где утром была лишь яма, он двинулся к ограде, каждый миг ожидая удара и спиной чувствуя взгляд. Им самое время бежать за ним. Ограда их не задержит. Эта ограда — не то что каменные элитные стены, она лишь заслоняет трассу. Дом тем не менее на охране, вторжение зафиксировалось бы, примчалась бы милиция. Поэтому для бандитов проще было бы войти с хозяином… Но, обернувшись, он ничего не увидел, кроме туманной тьмы, хотя мог поклясться, что слышал шум. Он с плит сошёл на газон, чтобы шаги стали тише, — и вспомнил, что утренний нарушитель сделал то же самое.

Утром он их убил…

Он вдруг остановился, соображая, зачем ему идти к мёртвым. Но страшно было и идти назад.

Можно было, в крайнем случае, переночевать в машине здесь, на участке, или укатить в Москву… В их с Леной спальне было ружьё … Да и тело требовалось спрятать… Бандиты в любом раскладе не так уж страшны. Мелькнула мысль, что, побывай здесь бандиты, можно было бы объяснить наличие трупов… У дома он подождал; зайдя в дом, тоже подождал, прежде чем закрыть дверь. Он не закрыл бы её вообще, если б точно знал, что — бандиты, а не милиция. В кухне долго стоял возле окна, слышал, как где-то пробило полночь. Видны были только туманные фонари вдали… Мрак и тишь тяготили. Он напрягал слух так, что слышал трески, скрипы и плач. Дрожа, вынул из холодильника пиво, выпил и вдруг решительно включил свет.