Бледная графиня - [24]

Сколько тяжелых, горьких впечатлений пережил он в течение этого рокового дня, всего за какие-то несколько часов, и вот теперь на передний план выступил вопрос: кто же преступник?

Губерт, по убеждению Бруно, не имел никаких оснований желать зла Лили. Но кто тогда? Кому смерть Лили была выгодна? Кто хотел бы погубить ее?

Графиня. Именно о ней подумал он в эту минуту, и в памяти всплыл рассказ деревенской нищенки. «Свои злодеяния она совершает всегда по воскресеньям, – говорила старуха. – Видать, в эти дни власть ее особенно сильна».

Вспомнился ему и миллион, завещанный Лили родителями, который в случае ее смерти должен был достаться графине.

Однако Бруно старался отогнать от себя эти мысли. Он хотел действовать без всяких предубеждений.

Да и как могла графиня во время грозы незамеченной выйти из замка, подкараулить Лили у известковых скал и столкнуть в пропасть?.. Нет, немыслимо!

И тем не менее эта бледная, таинственная женщина пробудила в нем сегодня нечто похожее на ужас. Было ли это ощущение следствием холодного, неприступного вида графини, или же ему способствовало также и народное поверье?

На следующее утро Бруно продолжил допросы.

Первой по его приглашению в домике лесника появилась Мария Рихтер. Она была так взволнована, так удручена горем, что Бруно угадал в ней самое верное и по-настоящему преданное Лили сердце. Он горячо пожал руку Марии и молчал, не находя слов утешения, ибо нуждался в них и сам. Когда же она залилась слезами, он тоже почувствовал, что плачет.

Допрос продолжался недолго. Мария описала ему свою прогулку с Лили и все события того рокового вечера, но все это было уже известно следствию, а больше она ничего не знала.

До самого приезда судебных чиновников девушка была убеждена, что Бруно разделил участь Лили, то есть упал с обрыва вместе с ней. По простоте душевной она так и сказала асессору, и он был неприятно поражен подобным мнением. Как верной подруге Лили и поверенной ее тайн, Бруно рассказал Марии все, что произошло между ними у трех дубов.

Мария не ответила ни слова, она, казалось, полностью ушла в свои переживания и рада была поскорей покинуть домик лесничего. Казалось, какие-то новые, совсем иные мысли зародились у нее в голове после разговора с Бруно.

Затем перед следователем предстал господин фон Митнахт, тоже вызванный на допрос. Потом последовали показания кучера и садовника. Но все они не сообщили ничего нового, ничего такого, что могло бы пролить свет на это темное дело.

Едва лишь успели удалиться последние вызванные свидетели, и Бруно перелистывал протоколы допросов, как в дверь сильно постучали.

– Взгляните-ка, господин Ленц, кто там, – сказал асессор.

Секретарь пошел отпирать дверь и увидел перед собой высокого, широкоплечего, чуть сутулого мужчину с добродушным безбородым лицом. На нем был старый длиннополый суконный кафтан, полотняные штаны и старые башмаки. Совершенно выгоревший черный бархатный жилет наглухо застегнут до самого горла. В одной руке он держал грязную, помятую шляпу, в другой – палку. Тем не менее можно было заметить, что костюм этот он считал праздничным.

Он не сразу вошел в комнату, а прежде просунул в дверь свое добродушно улыбающееся лицо и вопросительно взглянул на присутствующих.

– Что вам нужно, любезнейший? – спросил Ленц. – Лесничего здесь, наверху, нет.

– Я это знаю, – дружелюбно ответил странный посетитель. – Мне и не нужен господин лесничий. Мне нужен тот господин из города, который проводит следствие об убийстве дочки покойного графа.

При этих словах Бруно поднял голову и пристально взглянул на уже вошедшего незнакомца.

– Кто вы такой?

– Я пастух Гильдебранд, – ответил тот, подходя ближе. – А вы, сударь, вероятно…

– Да, я судебный следователь.

Ленц запер за вошедшим дверь и вернулся на свое место.

– Ага, ага! Хорошо, что я нашел вас, сударь, – негромким, ровным голосом сказал пастух и неловко поклонился.

Он поставил в угол палку, возле нее положил на пол шляпу и приблизился к Бруно. Все слова и движения его были неторопливы и обдуманны, что обычно свойственно пожилым крестьянам. Добрая и приветливая улыбка почти не сходила с его лица.

– Видите ли, в чем дело, сударь, я пришел насчет молодой графини. Я кое-что видел и слышал и потому решил, что мне следует сходить сюда и сообщить все это господину следователю.

– Это правда, Гильдебранд. Хорошо, что вы пришли, – ответил Бруно. – Что же вы можете сообщить мне?

– Я пастух из Варбурга, – обстоятельно начал он, подойдя еще ближе к Бруно и доверительно наклоняясь к нему, – асессор сидел, и высокому Гильдебранду не очень удобно было разговаривать с ним стоя. – Третьего дня, в воскресенье, собрался я сходить проведать дочь. Моя дочь замужем и живет на краю деревни, недалеко от моря. У нее хороший муж, зовут его Енс.

– Вы говорите о рыбаке Енсе?

– Да-да, вы его тоже знаете? Вот он и есть муж моей дочери. Всякий раз, как выдается свободный денек, я отправляюсь к ней в гости. В прошлое воскресенье я, как обычно, пошел туда. Енса не было дома, но скоро он пришел, веселый такой…

Бруно невольно улыбнулся, он-то знал о причинах веселости Енса.