Блаженный Августин и августинизм в западной и восточной традициях - [50]
Как же преломляются представления блж. Августина о Провидении в мысли XVII в.? Есть два автора, чьи труды наиболее явственно маркированы августинианским провиденциализмом, – это Паскаль и Боссюэ. У Паскаля, как и у Августина, время воспринимается как сила уничтожающая и расточающая: течение мгновений уносит все (cuncta rapiuntur) и все течет подобно потоку воды, охваченному водоворотом, сокрушается Августин[326]. А вот что говорит Паскаль: «Это ужасно – чувствовать, как утекает все, чем обладаешь»[327], подразумевая свои дух и тело. Эта жизнь – изгнание в низшее состояние, где остается лишь чаять Горнего Иерусалима, «где все долговечно и ничто не прекращается»[328]. Напротив, как говорит Паскаль в продолжение августиновского комментария на знаменитый 136-й псалом («На реках вавилонских»), история – река вавилонская, которая «течет, изгибается и увлекает за собой» на их погибель «народы Греции, Италии, Лакедемона, Афин, Рима и других» в единый и непрерывный поток бедствий[329]. Грешное человечество в то же время не безнадежно. Бог дарует ему плодотворность, которой «жизнь всего рода человеческого, как и жизнь каждого отдельного человека продолжается от Адама до конца времен». Подобен эху от августинианского шестеричного разделения истории 315-й фрагмент Размышлений Паскаля: «…шесть веков, шесть отцов у шести веков; шесть чудес при начале шести веков, шесть восходов при начале шести веков»[330]. Время истории у Паскаля, как и у Августина, характеризуется амбивалентностью: с одной стороны – поток несчастий, с другой – процесс восстановления Божественного Откровения, сначала в Законе Моисеевом, а затем в Воплощении Иисуса Христа. Древние империи одна за другой катятся в бездонную пропасть, но в беспрерывности еврейского народа и Паскаль и Августин видят красную нить истории. Паскаль полностью перенимает августиновскую интерпретацию исторической и апологетической роли еврейского народа, неизменного носителя пророческих откровений. История Израиля у Августина, как и у Паскаля, позволяет рассмотреть всю историю как Священную: «Как радостно видеть этот свет во тьме <…> видеть очами веры Дария и Кира, Александра, Римлян, Помпея и Ирода, не осознавая того, прославляющих Евангелие»[331]. Все эти имена фигурируют в перечне царей и завоевателей, которые в XVIII книге «О Граде Божием» предвосхищают воплощение древних пророчеств вплоть до полноты времен и неосознанно предуготовляют историю ко принятию Иисуса Христа – «чаяния народов».
Но утверждение о наличии смысла истории и его частичное раскрытие в Священном Писании не снимает покрова с его тайны: два града невидимы, и, когда дело касается возможных прогнозов, Паскаль в смиренномудрии уподобляется Августину. Для нас достаточно знать, что «все созидается и направляется единым владыкой»[332] к построению Горнего Иерусалима, единственного возможного конца истории.
Что касается Боссюэ, то он, как и Августин, рассматривает весь исторический процесс через перспективу Провидения. Известно, что Боссюэ видел в Августине «учителя всех учителей» и что считал «О Граде Божием» «кратким пособием по всем элементам его учения». Явным свидетельством близости блж. Августина и Боссюэ в вопросах осмысления истории является небольшое количество фундаментальных принципов, которые можно отыскать у обоих:
1. В основе истории – Два града, смешанные между собой и одновременно отчетливо различимые, ее концом является основание Горнего Иерусалима.
2. Внешние достижения царей, народов или личностей не взаимосвязаны с их Божественным признанием.
3. Роль израильского народа заключается в свидетельстве: не только в Ветхом Завете, где послушание или непослушание народа моментально находило отражение в изменении внешних условий его существования, но и под законом Благодати, когда ее умножение влекло за собой пророчества, истинность которых подтверждалась их неприятием теми, для кого они предназначались.
4. Диалектическое измерение провиденциальной системы: все протекает по плану Господа, даже события или личности – как кажется, наиболее противоречивые – осмысляются в соответствии с «Энхиридионом»: Бог, «будучи благим, не допустил бы, чтобы совершилось зло, если бы не мог, как всемогущий, и из зла сделать добро»[333]. Боссюэ, признавая, что люди сами являются первопричиной своих поступков, утверждает также, что последствия их действий и событий, с ними связанных, скрываются от них и в конечном счете служат Божественному замыслу: «Нет силы человеческой, которая бы служила только своим целям. Бог все может подчинить своей воле»[334]. История, до того как стать хитростью разума у Гегеля, у Боссюэ является хитростью Божественной: «Александр не желал ни работать на своих генералов, ни разрушить созданное им своими же завоеваниями <…> Когда кесари угождали солдатам, они не желали дать своим потомкам и империи новых вождей»
