Блатные из тридевятого царства - [3]

   Господи! Куда я попал? Это не мой мир. Здесь не воняет бензином. Где я? От грустных мыслей отвлекло шуршание соломы. Из копны выбрался еще один пленник. Из-под не стриженой челки выпирает огромная шишка, лицо -- детское, а глаза -- наглые. Парень выцепил взглядом Лабудько:

   -- У, сволочь!

   -- Глядикась, очухался! -- радостно отозвался сержант. -- А я уж испужался -- часом не пришибли в горячке. С мертвых, какой толк, за них премий не дают. Хороший нынче денек выдался, двоих сцапали. Ежели за каждого по рубь двадцать, то за двоих... -- Лабудько принялся загибать пальцы.

   -- Два сорок, -- вырвалось у меня. Сержант расцвел пуще прежнего.

   -- Верно! А ты грамотный что ль? Чего тогда в дезертиры подался? Указ князя Старобока на каждом столбе развешен. Всякий, кто без дел мается, должен добровольцем в штрафную сотню записаться для нужд государственных.

   Во влип! Мало того, что неизвестно где оказался, так еще и в штрафники угодил. Нет уж, увольте, свое я оттрубил честно, три месяца как дембельнулся и геройски погибнуть во славу Старобока в мои планы не входит. Надо "косить" и назад -- в двадцатое отделение милиции, пока в розыск не объявили.

   -- Мне, господин сержант, на службу идти никак нельзя, -- собравшись с духом, выпалил я.

   -- Это еще почему?

   -- Я убежденный пацифист.

   -- Слово-то какое мудреное, что ж за гусь такой?

   -- В дословном переводе с латыни...

   -- Да знаю я, -- перебил Васька, -- в позапрошлый вторник бегали с Ванькой в Кукуево, там купец заморский торговал, так у него помощника тоже педиком звали. -- Васька склонился к уху сержанта. Принялся шептать. Лабудько побелел, пошел пятнами и осенил лоб крестом.

   -- Господи, грех то какой!

   -- Так и я про то же, -- оскалился Васька. -- Ко мне паразит приставал. Я по уху, хотел дурь из башки вышибить, да видно разум задел. Хлипкий нынче пошел иностранец, чуть тронешь, орать начинает. Бей говорит, топчи, а у самого рожа довольная, будто крынку сливок выпил. Умом видать тронулся.

   -- Да это же совсем не то! -- заорал я. Но меня и слушать не стали. Лабудько еще крестился, а Ванька внес новое предложение:

   -- А чего, бать, может и этому треснуть, лучше уж дураком, чем пацифистом.

   Лабудько подпрыгнул будто ужаленный.

   -- Сколько раз говорено -- дома я для вас отец родной, а на службе -- господин сержант! Велено пойманных тащить в кутузку -- вот и вези! Пущай Старобок сам разбирается. Мож ему эти пацифисты в зверинец нужны, гостям вместе с медведями показывать. Наше дело маленькое, привел дезертира -- получи рубь двадцать.

   Я чуть не расплакался, с такой аттестацией и в камеру! Чего Жгут потом скажет? Нравы обитателей здешней тюрьмы могут отличаться от тех, что приняты у нас, но и они, наверняка, далеки от совершенства. Надо рисковать. Требуется срочно заглушить крамольные мысли в голове сержанта. Найти другую проблему, понятную и близкую, чтоб извилины у Лабудько заклинило.

   -- Господин сержант, -- елейным голосом окликнул я мужичка, -- а чего вы закон нарушаете? Семейный подряд на рабочем месте организовали.

   -- Опять непонятности говоришь, -- выругался глава семейства.

   -- Чего тут непонятного, сам на службу устроился и сыновей пристроил. Вон какие орлы, самое место в первых рядах за светлое будущее биться.

   Старик бесхитростно улыбнулся:

   -- Эт, по-твоему, я кровных деток на смерть посылать должен?

   -- Так и я про то же. Используешь служебное положение. За это и статья сыщется, что там у вас нынче -- уголовный кодекс, русская правда или судебник Старобока? По законам военного времени тебе топор с палачом положены, а не рубь двадцать.

   -- Дак, эть... -- зазаикался мужик. -- Нету никакого военного время, просто добровольцы в штрафную сотню нужны. А сынки у меня еще отроки несмышленые, вот к себе поближе, что б под присмотром значит... К тому же в указе как сказано -- ловить праздношатающихся, а они при деле, да и умишком слабоваты.

   -- На девок мозгов хватает. Смотри сержант, Старобок узнает, такую статью навесит, век не отмоешься.

   На этом я посчитал задачу выполненной. Это не рубь двадцать на два умножать. Лабудько кряхтел от натуги, трудно ему давались логические выводы. Можно еще маслица в огонь подлить, да чувство самосохранение включило тормоза. Пришибут в чистом поле при попытке к бегству, знаю я эти штучки. Так мы и ехали: лошадь -- впереди, остальные -- сзади. Слева Васька сопит, справа Ванька пыхтит, Лабудько думу думает, я на соломе нежусь.

   Первое правило политической борьбы гласит -- посеял панику в рядах врагов, вербуй союзников. Я повернулся ко второму пленнику:

   -- Как звать-то тебя, мил человек?

   -- Федькой, -- отозвался он.

   -- А скажи-ка мне Федор, -- начал я допрос, -- куда эти отморозки нас везут?

   Федька заерзал задницей по соломе.

   -- Слово-то, какое хорошее! Вот окрестил! От-мо-роз-ки! Запомнить бы! -- Он дважды, со смаком, произнес понравившееся ругательство.

   -- Вы, гражданин дезертир, отвлекаетесь от темы, -- напомнил я. -- Куда направляется этап?

   -- Известно куда, -- зевая, ответил Федор, -- в столицу, пресветлый Северец.