Блатной фольклор - [2]
Шрифт
Интервал
Я сделал вдох — как часто обдурял.
Тебя ж обдало чем-то ядовитым,
Хоть я ту флягу… Я в тот день не потреблял!
«Дыхни еще!», — воскликнула Татьяна.
А че дыхать? Сама понять должна —
Ну был аванс… Ну я маленько пьяный…
Дыхнул и — мертвою вдруг рухнулась жена!
Мне будет суд, ведь Таня в мире теней
Там за толкучечкою будет почивать.
Где прокурор? Я с ваших позволений
Поправлю холм ее, годочков через пять.
Судите меня, о, судьи дорогие!
Я о пощаде не прошу и не молю!
Пусть призадумаются многие другие
За жизнь нетрезвую, алкашечью мою.
Мне страшен суд, тюремные одежи,
А, может, мне еще и сделают расстрел.
Одно прошу: учесть, однако, все же
Она: «Дыхни мене!», а я ведь не хотел!
4. Элениум прими и без истерик…
Эмоциональной молодой женщине Тане Чесноковой была написана песня. Когда я прочитал ее текст, я потом пожалел.
Элениум прими и без истерик!
Я ухожу, считаться — не спеши.
Кому — находка, а кому — потеря —
Растраченные клеточки души.
Чего таить, душа не ночевала
Там, где я сам недавно ночевал.
И нет конца — где не было начала.
Я часто это чуял по ночам.
А если так, все это — середина,
Душевный тюль, дешевый компромис…
А где-то ж есть красивая вершина,
Из чувств и мыслей сотканная высь.
На эту высь, хотя б на половину,
Хочу взойти, отнюдь не в облака.
Обвал? — Ну что ж, подставлю под лавину
Духовных сделок мыльные бока.
Покуда жив, жива моя надежда —
Порвать поводья собственных удил,
Хоть знаю я, что в будущем, как прежде,
От прошлого никто не уходил.
Когда на санках чувственных хотений
Летим вразнос, забыв про «не спеши!»,
Без синяков немыслимо паденье
С лихих ухабов собственной души.
Запретный плод стал достояньем моды,
Вопрос желаний сделался простым.
Отсюда — ахи, охи и разводы,
Что мы любить и чувствовать спешим.
Элениум прими! Я без ухарства
И без ехидства, но не веришь ты…
Досадно. Что ж, однако, нет лекарства
От перекосов жизни и судьбы.
5. Обобрали ветви яблонь…
Обобрали ветви яблонь
Шалые ветра.
Обворованный сентябрь
Плачет по утрам.
Осень рыжая крадется,
Подбирая лист.
Болью в сердце отдается
Паровозный свист.
Не зови, ведь я не мальчик!
Душу не тревожь!
Вдруг все это, как и раньше —
Голубая ложь.
Не шепчите мне, березы,
Про ее глаза.
Не кричите так нервозно
Ночью, поезда.
Что со мною? Ради Бога,
Стихни, шум шагов!
К ней немыслима дорога
Через сто веков.
Все что было — позабыто…
Канули деньки,
Но зеленые — «открыто» —
Дразнят огоньки.
Слезы стекол ветер лижет,
Мчатся провода.
Иль сейчас ее увижу
Или никогда…
6. Утренняя песня
Я сегодня до зари встану,
И все стекла, что побил — вставлю.
За бодягой, хошь схожу к нашим,
Только ты меня прости, Маша!
Ну я премию пропил, малость,
Чтой-то с памятью моей сталось…
С кем-то дрался я, видать, зубьев мало…
Маш, а где мой воротник? Не видала?
Вот овчарку я изгрыз по запарке,
Пол-отреза на унты, это — жалко…
Взял с Аркашкой я флакон «Мицне бяло»,
А за углом, как не дели, все же мало.
Тут — откуда не возьмись — этот ухарь.
Отоварились ведром рассыпухи.
Не скажу я — чтобы нам было в тягость,
Но, по совести, Марусь, ох, и гадость!
А «Степная» пошла исключительно…
Мы сдурели с нее, сатаны!
Помню все, как сейчас, окромя вытрезвителя,
Где с меня через голову сняли штаны.
Ты уж, Марья, извини меня, гада,
Но пятнадцать-то колов снесть им надо.
Пред иконою клянусь профбилетом:
В Чернолучьи отдыхать будем летом!
Ну чего ты на меня клохчешь?
Я те звезды подарю — хочешь?
Сходим нынче же в кино, кстати — праздник!
Пить не буду перед тем, душу язвить…
А пока, хоть грамм, налей, я ведь маюсь.
И за все, что натворил, каюсь.
Слышь, а чей-то я в бинтах, Марья?
Ох, мне встретить бы того парня!
Мне ж от той рассыпухи одни невезения
И в организме сплошной перекос…
Просыпаюся утром и в недоумении
То ль стравило меня, то ли это — обычный понос.
7. Мои берега
Мой кораблик-судьба — под названием «Жизнь»
Сел на мели в надломах и трещинах.
Хочешь — пой, хочешь — пей, только крепче держись,
По барометру бури обещаны.
Песни будут потом, а пока недосуг,
Я в ином измерении гордости.
Где же бакенщик — друг? Мне туманом вокруг
Пелена из обмана и подлости.
Где ж мои берега? Я их должен найти,
И, как парус, душа располощется.
Неужели — хана? Сквозь туман не пройти,
А на твердую землю так хочется!
Серой чайкой вдали, неоставившей след,
Пролетают года по-над волнами.
Я, наверно, устал и немного ослеп.
Различаю в ночи только молнии.
Не пойми-разбери где друзья, где враги?
Часто те и другие ненадолго.
Постоянны одни, разве только, долги,
А вот их то как раз и не надо бы!
Простота чьих-то душ, как гречиха в полях,
Колосится открытая начисто,
И обидно когда, словно мины в домах,
В людях спрятаны ложь и предательство.
Только мать и могла вывесть формулу дня,
Пусть не ново, но это и бедово:
Если деньги ушли, а за ними друзья,
То, выходит, друзей просто не было.
Видно, Боги, шутя, в день рожденья меня
Не святой окропили водицею
И, как хлеб аржаной, всю судьбу для меня
Густо смазали крепкой горчицею.
Так бывает в груди солено, горячо,
Что ни женщин, ни водки не хочется!
А на верного друга тугое плечо
Опереться порою так хочется.
Что ж, я с мели сошел, позади страх и риск,
Можно шпарить в любом направлении,
Я стараюсь наверх, но меня сносит вниз,
А внизу — в низком все измерении!