Благословенный Камень - [17]

Проходили тысячелетия, и потомки Высокой рассеивались все дальше — вдоль рек и долин, за горами и лесами, осваивая новые далекие территории. Они учились строить укрытия и жить в пещерах, создавали слова и другие способы общения, изобретали новые инструменты, оружие и способы охоты. По мере развития речи совершенствовался и общественный строй, развивалась охота. Из добычи люди превратились в хищников. Они стали размышлять, у них стали возникать вопросы, на которые нужно было искать ответы. Так появились представления о духах, табу, понятие о добре и зле, привидения и зародилась магия.

Достигнув Нила, потомки Высокой разделились: кто-то остался, а кто-то пошел дальше, и синий камень последовал на покрытый ледниками север. Потомки Высокой встретились с людьми, населявшими эти места, — это оказалась другая раса, происходившая от других предков и поэтому немного отличавшаяся внешне: они были немного плотнее, крепче, и у них было больше волос. Борьба за территорию была неизбежна, и волшебный камень-вода попал в руки чужого рода, поклонявшегося волкам. Некая целительница из Волчьего Клана всмотрелась в кристалл, разглядела в нем волшебную силу и вложила его в чрево каменной статуэтки.

Так камень-вода стал олицетворять беременность и могущество женщины.

Книга вторая

Ближний Восток

Тридцать пять тысяч лет назад

Они никогда прежде не видели туман.

Перепуганные женщины, находившиеся в такой дали от дома, безнадежно потерявшиеся, решили, что эта белая мгла — злой дух, прокравшийся на своих невидимых ногах в лес, чтобы отрезать беглецов от мира, забрав их в свое безмолвное царство. К полудню мгла рассеивалась настолько, что женщины едва могли различать то, что их окружает, а когда в небе загорались звезды, она тихонько возвращалась и вновь обволакивала их, оставаясь с ними один на один.

Однако туман был не самым страшным в этой неизведанной земле, по которой вот уже несколько недель бродило племя Лалиари. Здесь повсюду таились привидения — невидимые, безымянные и пугающие. Поэтому люди держались вместе, пробираясь сквозь этот враждебный мир, дрожа от холода в окутывающей их мгле, так как на них ничего не было, кроме сплетенных из травы юбок — одежды, подходящей для теплой речной долины, в которой они когда-то обитали, но совершенно неуместной в этих новых землях, куда их вынудили бежать.

— Мы умерли? — шептала Кика, прижимая к груди своего спящего младенца. — Мы погибли в сердитом море вместе с нашими мужчинами и стали духами? — Ее смущало то, что они ничего не видят в густом тумане, голоса звучат как-то зловеще, а звук шагов их босых ног почти не слышен — как будто они блуждали в царстве мертвых. Кика подумала, что они, наверное, походили на привидения, — осторожно пробирающиеся сквозь густую белую мглу женщины с обнаженной грудью, с длинными, до пояса, волосами, увешанные ракушками и костяными украшениями, с покрытыми звериными шкурами плечами, сжимающие в руках каменные дротики. «Но их лица не похожи на лица привидений», — думала Кика. Эти широко раскрытые от страха и растерянности глаза — конечно же, глаза людей.

— Мы умерли? — повторяла она шепотом.

Но ее двоюродная сестра Лалиари не отвечала Кике: горе переполнило ее настолько, что она не могла говорить. Потому что страшнее тумана и холодных невидимых привидений было то, что они потеряли своих мужчин.

Темноволосая голова Дорона, исчезающая в яростных волнах.

Она попыталась вспомнить своего любимого Дорона таким, каким он был до случившейся трагедии, — молодым, безбородым, стройным храбрым охотником, который любил мирно сидеть у ночного костра и резать слоновую кость. Дорон был веселым, любил рассказывать всякие истории и терпеливо относился к детям, что было довольно большой редкостью. В отличие от других мужчин клана, не выносивших детей, Дорон не возражал, когда они забирались к нему на колени, ему это даже нравилось и вызывало у него смех (правда, он краснел от смущения, если его заставали за этим занятием). Однако чаще всего Лалиари вспоминала, как по ночам Дорон сжимал ее в объятьях, а потом засыпал, обнимая ее, и она чувствовала на своей шее его тихое дыхание.

Лалиари подавила подступившее к горлу рыдание. Она не должна о нем думать. Нельзя думать о мертвецах — это может принести несчастье.

На них напали совершенно неожиданно. Лалиари и ее народ жили своей обычной жизнью в речной долине, в которой до них обитали многие поколения их предков, когда с запада по поросшим травами равнинам к ним внезапно вторглись сотни и тысячи чужеземцев, земля которых, расположенная в глубине материка, высыхала и превращалась в пустыню. Они рассказывали о своей участи, жадно озирая зеленые просторы по ту сторону реки клана Лалиари, где паслись стада, в изобилии водилась рыба и птица. Столько еды! Но они хотели, чтобы все это досталось только им. Война за землю была долгой и кровавой, и чужаки, силой и численностью превосходившие клан Лалиари, отбросили их на север, вынудив бежать вместе со всеми пожитками — массивными слоновьими костями, служившими каркасом для переносных палаток, и шкурами, которые натягивали на кости, чтобы получались палатки. Когда клан дошел до дельты реки, где она начинала разветвляться, они встретили там других людей, очень похожих на единоплеменников Лалиари, но не пожелавших делиться богатствами своей земли. Последовала очередная кровавая битва за территорию и еду, в результате которой людей Лалиари опять оттеснили, на этот раз — на восток. Они вышли на обширное пространство, покрытое топями и тростником, и стали пробираться сквозь него. Женщины пошли в другую сторону и обернулись как раз в тот момент, когда по водной глади стремительно прокатился прилив и непонятно как возникшая чудовищная стена воды поглотила ничего не подозревавших мужчин, прошедших уже половину пути.