Благополучная планета - [23]

Сначала ничего не произошло. Лишь дрогнули нарисованные стрелки на «татуированных» изображениях шкал. И это был первый факт имитации. Другой явился тут же: к плечам и затылку приникла обмякшая спинка, плоть ложекресла заколебалась, на подлокотниках вздулись бугорки и обволокли руки от локтя до запястья.

Большое мужество требуется не запаниковать, располагая единственным доводом для спокойствия — мол, для обмана хватило бы средств попроще.

Скажем, мертвых узоров на пульте: не обязательно нарисованным стрелкам скакать по нарисованным шкалам, а они скачут. Коль проявлены такое знание человеческой психологии и забота о натуральности, то в плохое поверить трудно. Грег и не верил. Но, выражаясь фигурально, держал палец на кнопке: в долю секунды эйгис отделит от те-. ла присоски чужого мира, отшвырнет за некий предел сам этот мир. Важно, чтоб отсечка произошла не прежде, чем прикосновение к оголенной оболочке и впрямь станет опасным. Грег сдерживал эйгис и сдерживал себя. Неизвестно, что было легче…

Бугорки на подлокотниках мельчали и множились, податливо дышали под пальцами. Верхняя часть спинки вздулась от шеи ячеистым воротником.

И Грег внезапно почувствовал, что ходильные ноги отстают в развитии от хватательных, а левую рукочелюсть сводит судорога — донный и боковой родники питательной плазмы почему-то остужены. Что ротовой и подбрюшный люки ещё зарощены эмбриопленкой, зато ловчие щупальца уже свиты в боевые жгуты. Что силикожа ещё размягчена и пронизана тысячью вкусных ручейков, вбирающих строительный материал, но гравипузырь уже начинен нейтрализатором и заряжен, по крайней мере, на одно всплытие. Что ядро жизни, Мозг, проснулся наконец и возьмет на себя те функции, которые и положено выполнять Мозгу… Тут Грегори Сотт испытал прилив необыкновенного самообожания.

Ради справедливости следует добавить, что он ни на миг не потерял контроля над собой, его сознание не заместилось навязанным. Грег знал, что сидит в ложекресле, внутри этого непредставимого организма, самолично окрещенного им облом, — сам себя он, безмозглый, окрестить не умел! Многочисленные конечности Грег ощущал как продолжение своих рук и ног, несуществующие органы — как добавку к своим, существующим. И ещё Грег понял, что Ляна, Илько и он, грешный, никакие не три Ионы во чреве кита, ибо отпущено им щедрой природой по персональному киту. И нет резона выплясывать в радости или горе шотландскую джигу — кит жаждет, чтобы им повелевали, почитает тебя, умницу, понимает с полуслова, с полумысли. Если бы ещё и обитал не где-нибудь во глубине, заряженный на всплытие, а в таком местечке, которое посещают земные разведчики!

Сотт оторвал руки от подлокотников и стал самим собой. Под кистями остались набалдашники без бугорков, от шеи отлип и опал воротник, точнее (будем называть вещи своими именами!) — эморезонатор. Сжал набалдашники — резонатор вознесся над головой и плечами, бугорки ожили. Так Сотт тоже был самим собой, но большим, всесильным, с гравипузырем, рукочелюстями и ловчими щупальцами…

Принцип «включено-выключено». На самостоятельность человека обл не притязает, программируется помалу. Значит, управимся. Биотехника Грегори Сотта не надо убеждать, что без биотехнологии в наше время никуда. Конечно же, августейший обл произошел из эмбриоклетки. Жаль только, для одушевления зародыша нужно внутрь запихивать человека…

Или примата, механически поправился он, отсоединяясь от тактильных датчиков. Вон сколько ихнего брата впереди нас загоняли в тарелку.

Интересно, что родилось от симбиоза аборигенов Ягодки и клешнеруких монстров?

Слово «симбиоз» неприятно кольнуло. Оно подразумевало неменяемость и безвыходность. Это ж и мы трое — симбионты. И сидеть нам тут сиднем до морковкина заговенья. Даже если повезет и сюда нагрянут земляне, кто посмеет вообразить, что в черепушке чудища шевелит извилинами венец творения? Венценосный затворник! Олух царя небесного, если произвести в цари летающую посудину! Это, разумеется, чуть лучше, чем служить средством для несварения желудка, но все равно не вдохновляет!

Искорка вызова застала Грега врасплох. Он и не заметил, что давно просрочил свою минутку и друзья вправе обеспокоиться. Сейчас ему Ляна с Ильей всыплют… Он быстро провел ладонями по лицу, стирая сомнения, откликнулся.

— Ты тоже снимал защиту? Признавайся! — с места в карьер выпалила Ляна.

— И как наше ядро жизни? Гравипузырь не пошаливает? — присоединился Илья.

— Начинен нейтрализатором и заряжен! — в тон обоим ответил Грег. — Давай пожмем друг другу рукочелюсти — ив дальний путь на долгие года!

Он всмотрелся в лица друзей. Волнение и надежда у Ляпы, каменное спокойствие у Илько. Вот именно — каменное: кожа на скулах натянута до блеска. Наверно, и в его, Грега, лице беззаботность каменная. Или, в крайнем случае, чугунная…

— Сейчас под защитой? — быстро спросила Ляна'.

— Н-нет.

— Мы тоже. Не боишься? Правда, замечательно?

Грегу хотелось возразить девушке, что с биотехникой не шутят, он уж сколько раз в этом убеждался. Мол, ничего замечательного. Суждено нам ползать на животах своих, аки библейским гадам. И дрыгать ходильными ножками. И хватать ловчими щупальцами местную добычу, выгрызать её из панциря и радоваться, что ты ею закусываешь, а не она тобой. И Грег бы, пожалуй, врезал по её восторгам. И что-то там такое в его глазах или на губах обозначилось, на что Илья отреагировал своевременно и с намеком: