Благодарю за этот миг - [4]
Подтверждаю одному из журналистов информацию о том, что меня госпитализировали. Чувствую, что там, в Елисейском дворце, что-то затевают. И мое предчувствие оправдывается. Как только эта новость стала известна, «они» решили заставить меня покинуть больницу. Первая леди страны в больнице — не очень-то лестно для имиджа президента. Впрочем, в этой истории вообще мало хорошего для его имиджа. Особенно его фотография в мотоциклетном шлеме, когда он выходил от Жюли Гайе. На сей раз я держусь стойко и заявляю врачу, что намерена остаться здесь еще на несколько дней. Да и куда мне идти? Вернуться на улицу Коши, в квартиру, которую Франсуа нашел семь лет назад, когда мы решили жить вместе, и которую я теперь не знаю, как и назвать — к себе, к нам? Я перенесла такой шок, что не держусь на ногах, а давление у меня упало до шестидесяти. В один из дней оно опустилось так, что тонометр вообще ничего не показал.
Врачи поговаривают о том, чтобы перевести меня в психиатрическую клинику. Мои воспоминания о том времени расплывчаты. Я только помню, как медсестры регулярно приходили мерить мне давление, даже по ночам, для чего им приходилось меня будить. Плохо помню всех визитеров, кроме, разумеется, моих сыновей, которые ежедневно приносили мне цветы и конфеты, и матери, в панике примчавшейся из провинции. Ну и конечно, мой лучший друг Франсуа Баши навещал меня каждый день. Что касается Брижит, то она служила посредницей между мной и Елисейским дворцом. Потом она признàется мне, что была потрясена бесчеловечным отношением, с которым столкнулась там. Глухая стена.
Я в больнице уже пятый день, а Франсуа так и не навестил меня. Хотя ежедневно шлет эсэмэски, довольно-таки лаконичные. Выяснилось, что врачи запретили ему приезжать. Мне непонятно это решение — мало того, что оно оскорбительно для меня, оно грозит ему катастрофой в политическом плане. После бурного объяснения врач принимает мои аргументы и отменяет свой запрет, разрешив десятиминутное свидание. Оно продолжается больше часа.
Но и тут память подводит меня. Разговор прошел мирно. Да и как могло быть иначе при астрономических дозах транквилизаторов, которыми меня здесь пичкают? Профессор Жуван заглядывал в палату каждые десять минут, желая убедиться, что все идет хорошо, и исчезал. Позже он расскажет одному из своих друзей, что мы выглядели как пара влюбленных, встретившихся после разлуки.
Ясно помню только одно: как я заявила Франсуа, что поеду с ним в Тюль на традиционную церемонию. Поездка была запланирована на эту неделю. За много лет я ни разу ее не пропустила, ведь Франсуа — избранник этого города[3]. Я сопровождала его в Тюль на такие встречи и до того, как он стал президентом. Это стало ритуалом и для нас, и для местных жителей. Таким же важным, как день выборов. Сколько раз мы с ним вместе объезжали избирательные штабы! Сколько раз сиживали в погребке в Лагенне, попивая отличное вино Роже и лакомясь его блинчиками с паштетом!
Ответ, разумеется, отрицательный. Сначала он пытался обосновать отказ моим состоянием, затем просто отрезал: это невозможно с политической точки зрения. Все ясно: я ему там не нужна. Тогда как сама я готова перенести любые взгляды окружающих, и просто любопытные, и злорадные.
Через три месяца после выхода из больницы, 24 марта, в день первого тура муниципальных выборов 2014 года, я проснусь в слезах. Не быть рядом с ним в такой день! Эти выборы разбудят во мне счастливые воспоминания о том, как мы делили с ним волнение в такие моменты или как вместе радовались встречам с друзьями во время «летних университетов» Социалистической партии в Ла-Рошели.
В течение двадцати лет я посещала вместе с ним все главные политические мероприятия. Сначала как журналистка, затем как его подруга. Мы прошли вдвоем все основные этапы его политической карьеры. Пережили их во всей полноте. И с каждым годом становились ближе друг другу, вплоть до того дня, когда началась эта история, когда все рухнуло.
Теперь этому конец. Он не желает видеть меня там.
Я настаиваю:
— Я поеду на своей машине.
Сколько раз я ездила по этой дороге, одна за рулем, и днем и ночью! Тогда я была способна вести машину пять часов кряду, ради короткого момента близости, украденного у его работы, с тем чтобы потом снова мчаться назад по той же трассе А19. Опьяняющие мгновения, какие может подарить только безумная любовь.
На следующий день, прикованная к постели усталостью, я с трудом сознавала, что со мной происходит. Еще через день — когда я собиралась ехать в Тюль — мне становится еще хуже. Я не могу даже встать. Стоит мне ступить на пол, как я падаю. Сегодня со мной должна обедать Валери, супруга министра труда. Ей приносят сэндвич, мне — надоевший больничный поднос. Я с трудом удерживаю вилку и еще хуже поддерживаю разговор. Борюсь с подступающей сонливостью: мне не хочется испортить нашу встречу. Но все напрасно. Я сдаюсь. Она уходит, я засыпаю.
Давление у меня упало ниже некуда. Причину я пойму только много позже. Мне давали огромные дозы снотворных, чтобы помешать уехать в Тюль. И мои сосуды не справлялись с таким «передозом»…
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.