Благие намеренья - [5]

Дождь продолжал лить не переставая. К тому же поднялся ветер, его порывы были настолько сильны, что я подумал о том, что переправу утром не откроют. Признаться, эта мысль мне отчего-то понравилась. Поймав себя на этом незнакомом чувстве, я вернулся в дом, принял душ, потом расправил кровать и укрывшись почти с головой теплым одеялом, под шум дождя и сильного ветра мгновенно уснул.

Вы не задумывались над тем, что в жизни самое неумолимое и жестокое, это время. Как бы мы не старались, оно беспристрастно и бесчеловечно тикает часами, бежит стрелками по бесконечному кругу, моргает секундными точками и отчитывает в обратном порядке часы до нашего конца. И чем лучше мы живем, чем красивее, комфортнее и веселее, тем бесчеловечнее становится его бег. Моя жизнь не была испорчена особенными трудностями или тяжелыми болезнями, поэтому я к текущему параллельно с моей жизнью времени, всегда относился просто, даже легкомысленно. Я не думал о нем, торопил его, не считал ни минуты, ни часы, жил так, будто у меня его хватит на две жизни. Но в какой-то момент произошло нечто такое, после чего меня озарило – время, это песок в песочных часах. Стремительной струйкой оно утекает, оставляя в верхней колбе только пыль. Пыль воспоминаний. Причем для такого озарения вроде бы ничего особенного не произошло в моей жизни. Просто меня озарила вспышка и бах, я подумал о Конце, Конце неминуемом, неотвратимом и обязательном.

Несмотря на то, что уснул я моментально, проснувшись глубокой ночью, я лежал и слушал, как тарабанят капли по стеклу и железной крыше моего временного убежища. Временного, как и все на этой Земле, в этой жизни. Сон, казалось ушедший на секундочку, никак не возвращался. Вроде и спать хотелось, но рой мыслей в голове не давал отключиться и крепко заснуть. Я попытался подумать о том, что приятно ложиться спать после того, как продрогнешь на холоде, укрывшись теплым одеялом и почувствовав разницу между сыростью и уютом. Но и это не помогло.

Тогда я встал и, не одеваясь, вышел на темную веранду дома. Деревянный пол набух от избытка влаги. Дождь лил, не переставая. Дул сильный ветер и капли дождя, разбиваясь в водную пыль, неприятно увлажнили меня. С ног до головы я быстро намок. Закурив сигарету, я отчего-то посмотрел в сторону тринадцатого домика. Монтер видимо и не пришел, не рискнув промокнуть, потому что фонари так и не горели. Сквозь тьму ночи и стену низвергающейся с неба воды, я не смог разглядеть ничего дальше десяти метров. Что я хотел там увидеть сказать не могу. Но почему-то я остро почувствовал душераздирающее чувство одиночества. Мне на минуточку захотелось, чтобы въехавшая вечером в домик номер тринадцать девушка тоже не спала и тоже вышла бы на веранду покурить, чтоб она заметила меня, и ей захотелось бы поговорить со мной и познакомиться. Я толком ее не разглядел, но отчего-то я был уверен, что она красивая и умная, что она такая же одинокая, как и я. Разум мой понимал, что мысли эти полная чушь, но сердце от них сжималось в приятной тоске. Теплый дым сигареты согревал меня изнутри и снаружи. Правая рука, державшая тлеющий огонек так, чтобы его не намочили капли дождя, согрелась в отличие от её левой сестры, которую я даже не мог сунуть в карман, ввиду отсутствия такового в трусах.

Я закурил и довольно быстро выкурив сигарету почти до фильтра, затушил её остатки в пепельнице, стоящей всегда на плетеном столике. Окинув дождь и тьму прощальным взглядом, я почувствовал, что такое необходимое мне желание вновь уснуть, вернулось. Нырнув под одеяло, я сладко зевнул и уже готов был провалиться в дремотную негу. Мысли о девушке и вообще, о призрачных и желанных женщинах, куда-то улетучились. Свернувшись, подогнув к животу ноги, я моментально уснул.

ГЛАВА 2.

Утро оказалось еще больше унылым и печальным, чем вчерашний вечер и ночь. Море штормило. В ясную, солнечную погоду лазурное и ласковое, в то утро оно казалось грязным и холодным, в него было неприятно входить даже в резиновых сапогах. Дождь уже не лил, а мелко моросил, мгновенно превращая одежду в мокрые тряпки. Нести с собой зонт было бессмысленно, так как морось не сыпалась сверху, а буквально затекала со всех сторон. Выйдя из дома в полиэтиленовом дождевике и резиновых сапогах, я не пожалел о своем нелепом виде. По заведенной привычке, я перед завтраком прошелся к морю. Постояв на берегу и вдохнув в грудь морскую стихию, я вернулся в отель. По пути к ресторану мне в глаза бросились три новых автомобиля, которых еще вчера вечером не было. Значит, переправа все-таки была закрыта. В том, что я обрадовался этому умозаключению, не было ничего странного. Как и любому владельцу отеля, мне было приятно осознавать, что с каждым новым посетителем я последовательно и гарантированно получаю свою небольшую зарплату. Но в душе, где-то очень глубоко-глубоко, я знал, что радуюсь этому не только из-за появления новых гостей, радуюсь скорее от того, что некоторые старые не уехали и вряд ли уедут в ближайшее время. Я ощутил трепетное чувство нарождающейся встречи с человеком, которого я совсем не знал, но к которому меня загадочным образом потянуло. Это чувство было сродни чувству нарождающейся любви в далекой молодости, когда ждешь от встреч с противоположным полом только любви, огромной и настоящей. С возрастом такое томление постепенно исчезает, и, в конце концов, ты его можешь только вспоминать, но никак не почувствовать вновь. С прожитыми годами мы становимся не то, чтобы черствее, нет, скорее, менее доверчивей. Накопленный с годами опыт общения с людьми не способствует вере в них.