Благие намерения - [3]

— Да… Быстро время пролетело.

— Для кого как, — возразила Ирина. — Я думала, и не доживу. После всех операций и терапий.

— Ладно тебе, Ириш. Мы еще внуков понянчим, — эту фразу майор Виригин произнес автоматически. Есть такая расхожая фраза. На самом же деле никаких внуков он себе не представлял и на пенсию пока не собирался.

— Сейчас ей главное — поступить, — вздохнула жена. — Я уже свечку в Никольском поставила.

— Будет заниматься, поступит, — рассудил Виригин. Сам он в свое время поступил в школу милиции безо всякой свечки. Да и не было принято это тогда — свечки ставить. Со свечкой бы и не приняли никуда, только по заднице бы наваляли.

— Ой, Максим. Теперь одних знаний мало.

— Зеленин Антон Станиславович! — провозгласил директор.

Антон бросил короткий взгляд на Юлю, взбежал по ступенькам, протянул директору ладонь…

— Ну, за тебя, Антон, я спокоен, — довольно сказал директор. — Поздравляю!

— Спасибо.

— Удачи.

— Чего это он за него спокоен? — удивился Виригин лаконичному, но энергичному диалогу.

— Антон — отличник.

— Ты-то откуда знаешь?..

— А он за нашей Юлькой ухаживает!

— Надо же, — удивился Виригин, стараясь получше рассмотреть парнишку, но Антон уже занял свое место в первом ряду. — А я и не в курсах.

— А чего ты вообще… «в курсах»? — улыбнулась Ирина.

— И как он? Что за парнишка, кроме того, что отличник? — Виригин постарался изобразить строгий голос.

— Хороший мальчик. Вежливый. Мне нравится.

— А Юльке?

Ирина молча пожала плечами. В кармане у Виригина зашебуршился поставленный на вибрацию мобильный телефон. Виригин глянул на экран, шепнул жене: «Жора звонит» — и вышел из зала, отдавив несколько родительских ног в туфлях на каблуках и начищенных по случаю праздника ботинках.

Пару минут спустя он снова заглянул в зал. Директор уже закончил раздавать аттестаты, родители оживленно переговаривались, а хор мелких школьников набирал в воздух легкие, чтобы подарить выпускникам прощальную песню. Учительница музыки взмахнула указкой, игравшей роль дирижерской палочки, и хор грянул нестройными голосами:

— Когда-а-а уйдем со школьного дво-ора…

Виригину нужно было покинуть школьный двор прямо сейчас. Он пытался привлечь внимание Ирины знаками. Но жена была так увлечена песней, что даже смахнула слезу. За странными жестами крупного мужчины в дверном проеме: подрагивание средним и указательным пальцами (дескать, пошел) и хватание себя двумя руками за горло (дескать, во как надо!) — некоторое время с изумлением следили другие родители. Наконец, Ирина обратила на мужа внимание. Вздохнула и махнула рукой.

— И чего же ты в него не стрелял?.. — пристально смотрел Рогов снизу вверх на тугодумного увальня сержанта Малышева. Доверяют же таким недотепам охрану опасных преступников…

Впрочем, Рогов еще не знал обстоятельств дела. Не знал, что сбежавший Кедров особо опасно аттестовал себя лишь в зале суда, а до этого числился просто мошенником.

— Да-а то-гоо… — тянул Малышев. — Народу мно-ого-о. Задеть бо-оялся.

— А чего же ты в коридор за ним не выскочил?

— Наручник отцепил, побежал и то-гоо… зацепился. И того…

— Чего «того», ёлкин пень?!

— Растя-янулсяя…

Рогов сплюнул. Санитары «скорой» укладывали на носилки истекающего кровью Наумова. Малышев смотрел на напарника коровьими, мало что выражающими глазами, шевелил толстой губой.

Судья Семенова оказалась женщиной крепкой. Присутствия духа не потеряла, сама отпоила валидолом старичка-заседателя.

Любимов как раз говорил по телефону с Виригиным:

— Да, две пули в грудь. Из «Макарова»… Пока жив. Его сейчас «скорая» увозит. А этот с концами — в коридоре окно оказалось открыто… Восемь лет строгого. По сто пятьдесят девятой. Давай, Макс, подъезжай. Нет, сюда нет смысла. Сразу в главк.

— Ребята, я вам нужна? — спросила судья Семенова, обращаясь одновременно к Рогову и Любимову. — А то мне бы Николая Николаевича домой доставить… Сердечник.

— Пять минут, не больше.

— Хорошо. Пройдемте туда, в совещательную?

— Пойдемте… Вась, здесь побудешь? Этот — что?

Про «этого» — про конвоира Малышева — Любимов спросил у Рогова шепотом.

«Этот» стоял у клетки, по-прежнему беззвучно шевеля губами. Он явно еще не отошел от происшедшего.

— Губошлеп какой-то, — также шепотом ответил Вася. — Возьмем с собой, но толку, боюсь, мало…

Жора последовал за судьей в совещательную комнату. Стол, три скрипучих стула, старого образца электрический чайник, несколько чашек, банка растворимого кофе — вот и вся обстановка. Еще на столе у Семеновой лежало несколько томов уголовного дела.

— Как вы думаете, мог кто-нибудь передать Кедрову пистолет здесь, в зале заседаний? — спросил Любимов.

— Исключено. В зале к нему никто не подходил. А уж тем более пистолет передать…

— Вы уверены?

— Молодой человек, у меня зрение хорошее… И там же конвой рядом был.

— С конвоем разговор особый. Я этого второго — Малышева — к себе заберу. Вы следователю передайте.

— Его же допросить надо…

— Мы сами допросим. Куй железо, пока горячо, а то… Сами понимаете.

— Понимаю, — кивнула головой судья Семенова. — Вообще, в моей практике такое впервые.

— В моей тоже, — согласился Жора, секунду подумав.

Был случай, когда им же самолично пойманный уркаган бежал из зала заседаний, отобрав у конвойного наручники и расчищая ими путь как нунчаками… Но того пристрелили на выходе. И потом — пистолет в клетке: уму нерастяжимо…