Блабериды - [6]

Шрифт
Интервал

Я заметил, что он не просит счет и ничего не платит: тогда я в первый раз сообразил, что заведение «Мария» принадлежало ему.

Мы миновали барную стойку и пожарные выходы, прошли по коридору и попали в заднюю часть здания, а точнее, в пристрой, сложенный из бурого кирпича. Он заполнял пространство между «Марией» и соседним домом. Окна выходили на тесный задний двор, образованный косым многоугольником старых построек.

В комнате с низкими подоконниками и деревянными полами косой свет бил на шесть бильярдных столов. Двое посетителей, глянув на нас, продолжили играть без азарта. Цокал кий, и шары глухо бились по стенам. Скрипел старый пол.

Один из столов был закрыт чехлом, и Братерский направился к нему, скинул покрывало и выставил шары. Он снял пиджак. Движения его были уверенными, как у человека, который проделывал это много раз.

— Я не умею играть, — зачем-то доложил он.

В белой рубашке с ослабленным воротом он двигался, как фехтовальщик. Сложно было поверить, что он не умеет.

Разбивал я. Удал получился неточным, и треугольник шаров вяло разъехался в стороны. Братерский прицелился по шару, который я бы не выбрал в качестве отправной точки; и все же он рассчитал правильно — шары бешено заметались по столу, и два тут же угодили в лузы. Я не успел разобраться, как ему это удалось.

Следующие три удара принесли ему еще пять шаров. Я смотрел с недоумением, потому что Братерский в самом деле не был похож на игрока в бильярд, даже на тех двух, что сражались за соседним столом. Хороший игрок не спешит, когда выбирает позицию, но стоит ему почувствовать вкус, изготовиться, задержать дыхание, как он превращается в оружейный затвор. Удар выходит звонким и отчетливым.

Братерский играл не так. Он торопливо и небрежно выбирал позицию, зато потом долго искал устойчивую позу, стараясь не задеть другие шары. Пальцы его не отличались твердостью, кий гулял. Ехидный тренер, с которым я занимался перед чемпионатом СМИ, назвал бы его пальцы «макаронами», а насчёт позы высказался бы так: кто бочком, кто рачком.

Но бил Братерский хитро. Удары получались смазанными и шли как бы вскользь, но шары ложились в лузы на самом излете, как соглашаются мягкотелые, но нерешительные собеседники.

Один раз он все же промахнулся, и я попытался перехватить инициативу, но закатил лишь один шар. Братерский добил партию.

Он лукавил насчет своего неумения. Я распознал в его манере игры нечто новое, быть может, другую школу бильярда, в которой полагаются не столько на силу удара, сколько на мягкость и точность, отмеряя ему энергии ровно столько, чтобы он свалился в лузу на последних вздохах.

— Партия, — произнес Братерский. — Что скажите?

— Я, похоже, мало понимаю в бильярде. У вас интересная техника. Вы здорово играете.

Двое за соседним столом глядели на нас и о чем-то переговаривались. Судачили о моем почти сухом поражении.

— А я неважно играю, — продолжал я. — Да и пробовал всего несколько раз, если не считать компьютерного бильярда…

— Я вам советую поразмышлять об этом, — заявил он. — Очевидная причина не всегда самая правильная.

В тот вечер я ушел из «Марии» в смятении. Вместо ответа я получил еще больше вопросов.

* * *

Период жизни, когда я встретил Братерского, был сложным. Черная полоса? Нет, скорее, слишком резкое чередование черных и белых полос. Жизнь била контрастным душем, и воодушевление сменялось апатией с такой быстротой, что не было удовольствия и от воодушевления.

Каждый шаг был шагом не туда. Стояние на месте было еще хуже. Я что-то делал, что-то писал, с кем-то спорил, пытался направить жизнь в новое русло, но от каждой попытки был привкус разочарования. «Лучше бы не делал», — часто размышлял я задним умом.

Редакцию сотрясали кадровые землетрясения. Сайт «Дирижабль» вместе с одноименной газетой и радиостанцией «Пять плюс» принадлежали бизнесмену Марселю Ветлугину. Мы не были в фокусе интересов строительного магната, и, может быть, поэтому не сразу стало заметно, как медийное крыло прогрызло в карманах Марселя Яковлевича изрядную дыру.

Поэтому в прошлом году все три СМИ были объединены в единый холдинг «Дирижабль плюс», генеральным директором которого назначили Алика Ветлугина, среднего сына Марселя Яковлевича.

Алик явился нам жарким летним днем в джинсах и майке, растянутой объемом его живота. Потный и решительный он стоял перед коллективом редакции, засунув руки в карманы и раскачиваясь с носка на пятку. Слова приходили к нему постепенно, как крупицы в песочных часах, он выдавал их короткими самоуверенными очередями, глядя куда-то в пол. Он обещал встряхнуть, разбудить, привести в чувство, и, в конечном итоге, вывести медийную часть бизнеса отца на прибыль ко второму кварталу следующего года.

Мы с любопытством следили за Григорием Мостовым, нашим Гришей, к которому вдруг прониклись коллективным сочувствием, как ко всем, кого ведут на плаху. До прихода Алика именно главред считался руководителем сайта и газеты. Это под него девять лет назад Ветлугин-старший создал новостное издание, ему он дал почти неограниченную свободу. И теперь его ошибки пришел исправлять Алик, затылок которого искрился потом, потому что кондиционер в редакции работал с перебоями.


Рекомендуем почитать
Крик далеких муравьев

Рассказ опубликован в журнале «Грани», № 60, 1966 г.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.