Битвы за корону. Три Федора - [160]
– Попробуй, – усмехнулся он, всем своим видом выказывая недоверчивость, но глаза-предатели, жаждущие спасительного чуда, красноречиво говорили об обратном. Да и имя его наставника сыграло свою роль.
И я рассказал о том, как ему избежать смерти. Кордонные заставы на дорогах, проживание всех купцов и прочих путешественников в карантинных палатках, безжалостное сожжение всех личных вещей больных, включая и тех, которых он не касался, но они находлись подле него, ну и так далее. Словом, обычные меры предосторожности, вкупе с правилами профилактики и гигиены.
– А почему ты решил помочь своему врагу избежать смерти? – спросил он.
– Недостойно настоящему воину бить лежачего, – уклончиво заметил я. – да и не считаю я тебя врагом. Последние полтора десятка лет ты ни разу не водил в набег на Русь своих воинов, разве не так? А кто знает, как поступит другой Гирей, заняв ханский трон?
– Но сейчас я их привел, – возразил он.
– Тут иное, – отверг я. – Ты поверил коварному оговору и решил упредить, нанеся удар первым. Кто нашептал тебе эту явную ложь, можешь не говорить – я и без того знаю. Получается, ты виноват лишь в излишней доверчивости, и все.
– Но прежний государь действительно собирался идти на меня войной.
– Прежний, – подчеркнул я, – которого давно нет в живых. Да и не собирался он этого делать, поверь. Сам посуди, разве стал бы Дмитрий Иванович присылать тебе худые дары, если бы решил воевать с тобой? Напротив, он постарался бы всячески успокоить тебя, усыпляя бдительность. И тем более он не рассказывал бы всем и каждому, что по весне идет на крымского хана.
– Но тогда получается…, – неуверенно протянул Кызы.
– Да, да. Именно оно и получается, – ласково, словно передо мной несмышленый ребенок, улыбнулся я хану. – На самом деле государь собирался начать войну с Сигизмундом, отчего тот и всполошился. С тобой же Дмитрий Иванович хотел жить в дружбе и сердечном согласии. Более того, он намеревался помочь тебе, предложив крепкий союз. И хорошо, что ныне у власти на Руси его достойный правопреемник, во многом разделяющий его мысли и взгляды, в том числе и касаемо союза с Крымским ханством.
– Против Речи Посполитой?
– Нет, с нею при необходимости Федор Борисович управится и сам, – пренебрежительно отмахнулся я. – Но есть государство, одинаково опасное для наших стран, и для твоего, пожалуй, побольше, ибо Русь слишком далеко от владений султана, а крымское ханство куда ближе. Уже давным-давно во всех странах власть передается от отца к сыну, и это справедливо. Так почему Стамбул вмешивается и сам решает, кому из Гиреев сидеть на троне. По какому праву?!
– У нас в народе советуют не подлезать под тяжесть, которую не в силах поднять, – горько усмехнулся хан. – А что касается права, то оно одно, и называется право сильного.
– Глупец тот, кто станет оспаривать его, и век его недолог, – согласился я. – Но в том-то и дело, что османы давно утеряли это право. И доказательства имеются. Достаточно посчитать сколько крепостей взяли в последние годы на Угорщине воины Стамбула и воины Бахчисарая, любому станет ясно, кому именно сейчас принадлежит это право.
– Просто у султана слишком много врагов и он вынужден воевать с оглядкой назад, – возразил Кызы. – Но стоит ему примириться с кем-то одним….
– И я даже догадываюсь, с кем именно, – улыбнулся я, в очередной раз помянув добрым словом Власьева, и выдал подробный расклад международных дел, касающихся Османской империи.
Дескать, ситуация однозначна – мир возможен только на западе, но никак не на востоке, с Персией. А учитывая, что шах Аббас, да и подавляющее большинство его подданных – шииты, кои с суннитами грызутся как кошка с собакой, думается, Стамбулу вовеки с ними не договариться. Да и нельзя им этого делать, ведь тогда придется признать за шахом все, что он успел оттяпать у османов, а это не куски – кусищи. Получается, в случае открытого неповиновения Кызы-Гирея султану придется воевать с Крымским ханством вновь с повернутой на восток головой. И потом не следует забывать, что в случае турецкого нашествия хан, благодаря заключенному с Русью союзу, не останется в одиночестве. Итог мой был в высшей степени оптимистичен:
– Татарская конница и русский пеший ратник – это безудержный напор в нападении и непоколебимое мужество в обороне. Совладать с каждым по отдельности возможно, одолеть их в соединении не в силах никто.
– Для начала мне надо попытаться избежать предначертанного судьбой, – напомнил о своей скорой смерти Кызы. – Да и касаемо стойкости твоих воинов…. Верю, она велика, но может уступить ярости янычар.
– А это легко проверить на деле.
Хан вопросительно уставился на меня. Я улыбнулся и принялся излагать, с чего следует начать нашу дружбу. Если кратко, суть заключалась в том, что Кызы-Гирей добровольно уступает нам свои территории между Северским Донцом и Днепром, благо, они невелики. Кроме того, хан отпускает на волю всех рабов, томящихся на сегодняшний день в Крыму. Далее Русь сама изгоняет турков с земель Северного Кавказа, попутно взяв и их твердыню Азов. И тогда Кызы-Гирей воочию, глядя со стороны, убедится, кто сильнее – Москва или Стамбул. Причем для достоверности ему будет предоставлено два доказательства. Когда мы станем захватывать эти земли вместе с городом Азовом, он увидит, сколь мы сильны в нападении, а когда османы попытаются вернуть утерянное обратно, убедится, как стойко умеем обороняться.
