Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии - [85]

Но все это не объясняет бездействия в более ранний период – в 1942-м и 1943 годах, – на что часто сетовал Роммель. Более глубокая причина может заключаться в следующем: Рундштедт – признанный корифей мобильных наступательных операций – не доверял стационарным оборонительным сооружениям и уделял недостаточное внимание их возведению. Так считали офицеры штаба Роммеля, и этот тезис вполне соответствует разработанному Рундштедтом плану контрнаступления. Причем все это вполне естественно для человека, искусно вытеснившего французов с линии Мажино.

В результате конфликта мнений Рундштедта и Роммеля, умноженного на позицию Гитлера, наложившего руку на все без исключения резервы, мероприятия, призванные противодействовать вторжению союзников, «провалились между двумя стульями». Они в большей степени способствовали успеху высадки, чем все меры союзников по обеспечению внезапности.

Высадка

«Тот факт, что вторжение приближается, был очевиден даже слепому, – вспоминал Блюментрит. – Возросшая активность движения Сопротивления стала представлять для нас серьезную угрозу. Резко увеличились потери из-за рейдов и засад партизан. Летели под откос поезда, везущие к фронту людей и снабженческие грузы. Авиация союзников наносила точные удары по железным дорогам Франции и Восточной Германии, разрушала мосты через Сомму, Сену и Луару. Ясно, что здесь тоже не обошлось без партизан».

Рундштедт добавил: «Мы не знали точной даты начала вторжения, но это, в общем, не имело принципиального значения. Начиная с марта мы ожидали его каждый день». Я поинтересовался, действительно ли шторм, в решающий момент задержавший выход в море наших кораблей на 24 часа и едва не послуживший причиной отмены операции, позволил немцам почувствовать себя в безопасности. «Нет, – ответил Блюментрит, – мы были уверены, что у союзников есть корабли, которым нипочем бушующее море. Поэтому мы были всегда настороже, независимо от погоды».

Рассказ продолжил Рундштедт: «Единственной неожиданностью для нас явилось время суток, когда вы появились. Дело в том, что наши военные моряки были уверены, что союзники могут высадиться только по высокой воде. А то, что вы выбрали для высадки время отлива, имело для вас еще одну положительную сторону: следовавшие впереди корабли были защищены от огня скалами.

Величина армии вторжения не явилась для нас неожиданной. Мы даже считали, что она могла быть большей – слишком уж преувеличенным в сообщениях наших агентов оказалось число присутствующих в Великобритании американских дивизий. Но некоторая переоценка сил противника имела для нас важное, хотя и не прямое следствие: мы были убеждены, что следует ожидать еще одну высадку в районе Кале».

Блюментрит рассказал мне о дне «Д», каким он виделся из штаба немецкого командования, расположенного в Сен-Жермене, то есть немного западнее французской столицы. (Штаб Роммеля находился в Ла-Рош-Гийон, то есть на полпути между Парижем и Руаном, но, так же как и в Эль-Аламейне, в момент нанесения удара Роммеля не было на месте – он как раз ехал к Гитлеру.)

«5 июня около 10 часов вечера мы перехватили несколько радиосообщений, которыми обменялись между собой англичане и французские партизаны и из которых стало ясно, что армия вторжения уже в пути. Наша 15-я армия, стоявшая к востоку от Сены, немедленно была поднята по тревоге, хотя по непонятной причине в 7-й армии, находившейся в Нормандии, сигнал тревоги прозвучал только в 4 часа утра. (Судя по документам 7-й армии, тревога там была объявлена в 1.30.) Таким образом, начало было во всех отношениях неудачным. Вскоре после полуночи начали поступать сообщения о сбросе союзниками парашютного десанта.

Время было решающим фактором. Из частей резерва самым доступным оказался 1-й танковый корпус СС, находившийся к северо-западу от Парижа. Но мы не могли никуда его направить без личного распоряжения из ставки Гитлера. В 4 часа утра фельдмаршал фон Рундштедт позвонил туда и попросил разрешения использовать этот корпус для усиления удара Роммеля. Но Йодль, выступавший от имени Гитлера, отказал. Он считал, что высадка в Нормандии не более чем обманный маневр, и не сомневался, что вскоре последует настоящая высадка к востоку от Сены. «Битва мнений» продолжалась весь день, и только в 16.00 корпус СС наконец получил приказ сниматься с места.

Но с его передвижением были связаны немалые трудности. Их артиллерия располагалась на восточном берегу Сены, а мосты были уничтожены авиацией союзников. Фельдмаршал и я убедились в этом лично. Поэтому артиллеристам предстояло совершить большой круг, чтобы переправиться через Сену южнее Парижа. По дороге они подвергались систематическим бомбежкам, что отнюдь не способствовало ускорению процесса. В результате этот резерв появился в нужном месте только через двое суток».

Войска союзников к тому времени уже прочно обосновались на берегу, и шанс быстрого контрудара был безвозвратно упущен. Танковые дивизии были вынуждены вести бои с целью не дать армии вторжения продвинуться в глубь территории Франции. О том, чтобы отбросить союзников обратно в море, речь уже не шла.