Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии - [75]

По моему убеждению, успеху обороны способствовало три основных фактора. Во-первых, каждая дивизия размещалась на узком секторе при высоком отношении силы к расстоянию. Во-вторых, у меня была мощная артиллерийская поддержка – опасный сектор прикрывало 380 орудий. Ее командир, находившийся в штабе армии, мог своевременно сконцентрировать огонь на любом из участков 20-километрового фронта. Наступление русских поддерживало около 1000 орудий, но их огонь велся не столь концентрированно. В-третьих, потери немецких дивизий, участвовавших в сражениях, – а они по самым приблизительным подсчетам составляли один батальон на дивизию в каждый из дней боев – компенсировались своевременным перемещением отдельных батальонов из дивизий, расположенных на других участках фронта. Перед началом атаки у меня всегда в запасе было три свежих батальона – по одному на каждую дивизию, удерживающую 20-километровый фронт. Таким образом шло временное смешение дивизий, однако это было неизбежно и являлось частью платы за успех в обороне. Но я всегда старался восстановить целостность дивизий чем быстрее, тем лучше».

В мае 1944 года Хейнрици был назначен командиром 1-й танковой армии и 1-й венгерской армии в Карпатах. В начале 1945 года эти силы возглавили отступление в Силезию после развала немецкого фронта на севере. В марте 1945 года Хейнрици был назначен командиром группы армий, которая должна была отразить завершающий удар русских на Берлин. Именно эти армии вели бои на Одере и защищали Берлин.

На этом этапе, по словам генерала Хейнрици, он сумел развить ранее описанные оборонительные методы. «Когда у нас появлялась информация о том, что русские готовятся к атаке, я скрытно, под покровом ночной темноты, выводил свои силы с первой линии обороны на вторую, обычно расположенную в двух километрах позади. В результате первый удар русских оказывался направленным по пустому месту, что не могло не сказаться на ее дальнейшем развитии. Понятно, что для достижения успеха требовалось знать точную дату нападения. Для этого мои разведчики регулярно брали пленных. Когда после первой неудачи русские возобновили атаку, я продолжал удерживать вторую линию обороны, как передовую позицию, а на соседних участках части, не подвергшиеся атаке, продвигались вперед и снова занимали первую линию. Эта система хорошо показала себя во время битвы на Одере. Единственным недостатком оказалась скудость наших сил, которые так часто растрачивались впустую, когда мы были вынуждены оборонять совершенно безнадежные позиции, которые невозможно было удержать.

На протяжении трехлетних оборонительных боев я ни разу не потерпел поражения, если мог строить свои планы, основываясь на указанном методе. Я горжусь, что ни разу не обращался к верховному командованию с просьбой о выделении мне резервов. По моему мнению, самоходные орудия являются чрезвычайно ценными в оборонительной тактике.

В свете моего личного опыта я считаю, что ваш вывод о необходимости минимум трехкратного перевеса сил у нападения по сравнению с обороной является даже несколько заниженным. Я бы сказал, что для успеха в преодолении хорошо организованной обороны на разумной ширине фронта нападающему необходим шестикратный, а то и семикратный перевес сил. В некоторых случаях мои войска удерживали оборонительные позиции, когда соотношение сил нападения и обороны было 12:1 и даже 18:1.

Причиной неудачи немцев на востоке, по моему мнению, является то, что наши войска были вынуждены преодолевать огромные пространства, не имея должной гибкости командования, которая позволила бы им концентрировать свои силы для удержания ключевых пунктов. Поэтому они и теряли инициативу. Сомневаюсь, что мы могли бы измотать русских одной только обороной, но наверняка имели бы возможность изменить ситуацию в нашу пользу, сочетая ее с другими методами – большей мобильностью, сокращением протяженности фронта, высвобождая таким образом силы для нанесения эффективных контрударов.

Но армейские командиры никогда не участвовали в обсуждении планов действий или методов обороны. Гудериан, являвшийся в течение последнего года войны начальником Генерального штаба, не имел влияния на Гитлера. Правда, влияние его предшественника Цейтцлера было не намного больше. Советы Гальдера в свое время тоже по большей части игнорировались.

Первый опыт, полученный после принятия командования 4-й армией в 1942 году, открыл мне глаза. Я вывел небольшое подразделение с очень опасной позиции, которую оно удерживало, после чего получил строгое предупреждение, переданное через генерала фон Клюге, в то время командовавшего группой армий, что при повторении подобного самое лучшее, что меня может ждать, это военный трибунал.

Гитлер всегда старался заставить нас сражаться за каждый ярд земли, угрожая ослушникам судом военного трибунала. Любое отступление было официально запрещено без его личной санкции, даже если речь шла об операциях местного значения. Этот принцип был так прочно вбит в головы военных, что в войсках бытовала шутка о командире батальона, который «боится перевести часового от окна к двери». Столь жесткие методы связывали нас по рукам и ногам. Войскам приходилось оставаться на совершенно безнадежных позициях в ожидании окружения и плена. Кое-кто из нас осмеливался игнорировать его распоряжения, но таких было немного, да и делалось это нечасто».