Битвы с экстрасенсами. Как устроен мир ясновидящих, тарологов и медиумов - [89]

Обладают ли эти люди реальной властью, и как они ей распоряжаются – во имя добра или зла? Исцеляют или причиняют вред?

Важно ли, во что мы верим: в человеческую или потустороннюю природу этого дара?

Приносит ли это свет и утешение людям, погрузившимся во тьму и страдания?

Нужна ли этой власти система сдержек и противовесов?

И даже важнейший из важных вопросов в жизни. Зачем мы здесь? Можно ли увидеть в этом смысл? В чем смысл жизни – и смерти?

В конечном счете все сводится к одному: отношениям. Отношениям с другими людьми. С теми, кого мы любим и в чьей ответной любви отчаянно нуждаемся. С теми, кого мы любили и потеряли. Контакту с собственной интуицией, с сокровенными желаниями, страхами и амбициями. Контакту с другими людьми, чтобы помочь им преодолеть изоляцию и одиночество эпохи коронавируса и энтропию эпохи постправды.

И да, во всем этом, несомненно, есть смысл. Да, эти люди обладают властью. Да, они причиняют вред.

Стоит ли пытаться ограничить этот вред, вводя регулирование отрасли, законы, профессиональные органы, моральный кодекс, контроль за соблюдением всего этого или, к примеру, наладив связь между экстрасенсами и организациями, занимающимися психическим здоровьем?

Я долго и тщательно обдумывал этот вопрос и пришел к выводу, что лучше не стоит. В мире людей, одержимых здоровьем и безопасностью, где удушающая бюрократия и бумажная волокита отнимают у нас личную ответственность, эта сфера осталась единственным оазисом свободы, до которого пока не добрались зануды, портящие все веселье, интригу и магию.

Но отсутствие регулирования означает и свободу от обязательств. Конечно, у психологов есть определенные этические правила, но они же связывают им руки. Иногда, поделившись с человеком глубоко личной трагедией и травмой, ты нуждаешься в объятии. В щепотке оптимизма. В ответах. И даже если все это окажется неправдой, в данный момент просто нужно, чтобы другой человек сказал все эти вещи, потому что надежда внутри тебя кажется слишком хрупкой, слишком призрачной или слишком дерзкой, чтобы высказать ее самому. Да, это сиюминутное утешение. Да, оно может оказаться пустой фантазией. Но кому повредит немного фантазий, немного эскапизма, чтобы просто дожить до следующего дня? Если это игра и нам знакомы ее правила, так почему бы не поиграть? Нам нужны игры. Нам нужна не только наука, не только факты. Хотя они тоже нужны. Пусть будет и то, и другое.

Люди одержимы поисками смысла. Лучше всего мы учимся у истории. Поклонники экстрасенсов скажут, что исторических прецедентов более чем достаточно, чтобы убедиться в ценности таких предсказаний. Известно множество случаев, когда предсказанное сбывалось, а медиумы знали об умершем такое, чего никто знать не мог, – и этого вроде бы достаточно. Увы, на самом деле нет – по крайней мере, недостаточно для формирования доказательной базы, которая пройдет проверку независимых экспертов. Этот тест до сих пор никто не прошел.

Но зато подобные истории могут установить, взрастить и укрепить нашу связь – со своим горем, своими эмоциями, друг с другом. Мы находим смыслы с помощью нарративов. Поэтому они важны.

А еще это самые увлекательные и поражающие воображение истории из всех, о которых мне доводилось писать.

За время исследования меня не раз спрашивали, каковы мои выводы и уверовал ли я, услышав все эти потрясающие истории.

И каждый раз я отвечал одно и то же. Неважно, верю я или нет. Это не имеет практически никакого значения. Важно то, что этот опыт оказывает на людей столь глубокое и серьезное влияние, что они никогда его не забудут. Они будут возвращаться к нему за утешением, наставлением, советом или просто потому, что захочется. Если я во что и верю, то это в истории. Для людей они настоящие. Быть свидетелем их боли, их слез, их величайших надежд и чаяний о любви, привязанности, одобрении и счастье – это огромная честь. И это то, что объединяет верующих и скептиков.

Ведь всего этого хочет каждый. И кому какое дело, как мы достигаем цели, если в процессе не вредим окружающим? В этом смысле я – настоящий медиум. Я посредник, через которого все эти истории прошли, которым были осмыслены и переосмыслены. Я не отверг их как бред сумасшедшего. И не мне судить, являются ли они плодом разыгравшегося воображения. Я не называю каждого, кто ходил на сеанс, лжецом. Я отношусь к этим историям с доверием и искренним любопытством.

Экстрасенсы, медиумы и мистики – одни из самых проницательных людей в мире. Я восхищаюсь тем, чтó им удается извлечь из скупых, упрямых слез, из заскорузлых, как старые сапоги, признаний, из очень личных и тяжелых откровений. Каким-то непостижимым образом им удается навести порядок в этом хаосе.

Но с такой властью приходит большая ответственность.

Мой профессиональный журналистский интерес к этой теме возник после того, как я написал репортаж о развале крупнейшей со времен глобального финансового кризиса брокерской фирмы в результате того, что ее председатель правления принимал судьбоносные решения на основании советов экстрасенса. А личный интерес пришел от скорбящей сестры, которая, как Гудини, повсюду искала того единственного медиума, который позволит ей в последний раз поговорить с умершим близким, получить последнее утешение. Тарен очень похожа на отца, тогда как я, похоже, скроен по образу и подобию матери. Наверное, я в полной мере пойму всю глубину ее горя только в тот день, когда умрет мама. Вместе с ней умрет и часть меня, потому что мы одинаковые. Любовь и горе могут толкать людей на необычные поступки. Может быть, мне тоже понадобятся медиумы, чтобы восстановить ту часть меня, которую отнимет горе, когда для этого придет время. Кто знает?