Битвы с экстрасенсами. Как устроен мир ясновидящих, тарологов и медиумов - [78]

Когда подходит моя очередь, перво-наперво Венди берет меня за руку. Так она проводит свои чтения, чтобы понять, кем ты был в прошлой жизни. У каждого практика свои приемы: Мелани Обейд делала это, глядя в глаза, Венди – просто держа за руку. Она не хиромант, ей просто нужно подключиться к твоей энергии и получить какую-то информацию о твоей прошлой жизни.

Оказывается, я был СВИРЕПЫМ викингом по имени Ивор. Я заплетал бороду и носил пижонскую бандану с полосками, а еще велюровую накидку – наверняка сражал наповал!

Она рисовала Ивора минут 20 и сказала, что мне надо быть воякой, а не боякой – всего одна буква, а разница колоссальная!

Ивор кажется сильным, мужественным и привлекательным. Я бы не отказался прокатиться на его ладье. Потом до меня доходит, что я завелся на свой собственный портрет из прошлой жизни – какой-то извращенный нарциссизм, который до сих пор в голове не укладывается.

Картина мне нравится, Венди – талантливая художница. Я решаю немедленно вставить ее в рамку, чтобы она напоминала мне об этом чудесном и странном путешествии и обо всех историях, которые мне посчастливилось узнать и рассказать, – от древних и почти наверняка выдуманных, например истории про Ивора, до современных и абсолютно реальных, например истории вдовы, которая не решается начать новые отношения. Но в итоге картина так и осталась свернутой в трубку валяться где-то в спальне – это же я. Мне всегда было интереснее познавать мир, чем сидеть дома и заниматься украшением интерьера и обустройством быта. А в данном случае я познал даже несколько миров. Ивор может и подождать.

В те выходные моя подруга Джинджер Горман попросила показать ей Ивора. Я люблю Джинджер. Она тоже писательница и дала мне несколько очень полезных советов о том, как писать.

– Что. Это. За. Хрень?! – выкрикивает она, когда я разворачиваю Ивора.

Джинджер всегда говорит что думает и всегда нецензурно. Она просто королева драмы из всех моих знакомых, а среди них, между прочим, имеется несколько дрэг-квин.

Но помимо этого она одна из самых рассудительных и проницательных людей. Я показал ей фото Венди, сделанное перед тем, как она начала рисовать Ивора. Она держит меня за руку.

– Посмотри-ка, – говорит Джинджер, поглядев на этот снимок несколько секунд. – Разве не к этому все сводится? В чем, по-твоему, смысл всего этого?

– В чем? – спрашиваю я.

Джинджер указывает на Венди, держащую меня за руку.

– В этом. Когда в последний раз кто-то держал тебя за руку?

Пораскинув мозгами, я отвечаю, что это был мой бывший партнер, полтора года назад. И что я почувствовал? Что я нужен. Я любим. Обо мне заботятся. С тех пор я этого не ощущал. По крайней мере так отчетливо.

И ведь мы не так уж часто могли держаться за руки: когда ты гей, ты всегда должен сначала убедиться, что это безопасно, что вокруг нет детей, которые будут на тебя пялиться, или подростков, которые будут смеяться. Всякий раз перед тем, как взяться за руки, нужно оценить обстановку – и решить, стоит ли оно того или лучше не надо.

Я подумал о том, что я чувствовал, когда Венди держала меня за руку. Это было иначе, но эндорфины ударили в голову. Поначалу мне хотелось хихикать от смущения, но мягкий и спокойный голос Венди внушил мне чувство безопасности. И тогда я ощутил сопричастность. Когда она заглядывала мне в глаза и задавала вопросы, я чувствовал, что она меня видит. А когда она давала мне возможность спокойно на них ответить, я понимал, что меня слушают.

В мире, где внимание постоянно рассеивается во всех направлениях, на площадке фестиваля, где за мое внимание одновременно боролись самые разные объекты и люди, я ощутил нечто очень редкое: мы с Венди были целиком и полностью сосредоточены друг на друге, наши сплетенные руки словно отгородили нас от окружающего мира с его смартфонами, продавцами, экстрасенсами, шумом и, вероятно, даже назойливым Ричардом Сондерсом, который пытался не схлопотать от участников фестиваля и охраны.

Когда тебя в последний раз держали за руку? Даже сейчас я чувствую ком в горле, думая, как ответить на этот вопрос. На данный момент это, видимо, было на сеансе у Венди. Что, вообще-то, печально.

Врачи не держат нас за руку. Психотерапевты – тем более. И из-за гомофобии, которой пронизана сама структура нашего общества, мои партнеры тоже не всегда были готовы это делать. Так что я, видимо, заплатил Венди 100 долларов не столько за портрет Ивора, сколько за то, что она подержала меня за руку, – за своего рода подсознательную, платоническую, эмоциональную тайную проституцию.

В то самое время, когда Венди держала меня за руку, министр по делам одиночества, назначенная в Великобритании в 2018 году, запускала первый в мире правительственный проект по борьбе с социальной изоляцией и недостатком общения.

В то же самое время опрос среди 100 000 человек, проведенный британским министром по делам женщин и равноправию, показал, что две трети представителей ЛГБТ-сообщества ощущают дискомфорт, держась за руки с партнером своего пола на публике, опасаясь негативных реакций.

В то же самое время Австралийская вещательная корпорация опубликовала результаты исследования под названием «Австралия говорит» (Australia Talks), проведенного при участии 50 000 респондентов. Его выводы обескураживают: возрастной группой, больше всего страдающей от одиночества, оказались люди от 18 до 24 лет, 30 % из них ответили, что испытывают одиночество «часто» или «всегда».