Битвы и приключения - [7]
— Ладно!.. — сдался наконец Тренчо. — А ты бери весь ломоть. Я не голодный.
Взял Генчо хлеб и стал откусывать от него великанские куски. Да и кто устоял бы, увидев ломоть тёплого хлеба, намазанный маслом, посыпанный чебрецом, солью, порошком из душистых трав и сладким красным перцем!..
А в это время Тренчо вытер пальцы носовым платком и бережно взял в руки драгоценную книжку. Потом раскрыл её и сразу забыл и про Генчо, и про хлеб, и про всё на свете. Будто сам он летел вместе с лебедями и златокосой девушкой — туда, за синее море, где солнце восходит…
Гошо и лев
Видите на картинке, какая здоровенная шишка у меня на лбу?
Вскочила она оттого, что на меня прыгнул страшный лев.
Нет, было это не в цирке! И не в зоопарке!
Всё случилось там — посреди бескрайней пустыни Сахары…
Я хоть и маленький, но очень любознательный. Сказки про разных там принцесс, заколдованных лягушек да про бабу-ягу мало меня волнуют. Куда интересней, по-моему, самолёты, ракеты и автомобили.
Я, например, могу отличить, когда летит «ТУ-104» и когда «ИЛ-18».
Не думайте, будто я хвастаю, но даже с закрытыми глазами, по одному только шуму мотора, узнаю я, когда идёт «Москвич», когда «ва́ртбург», а когда «шко́да».
Но больше всего на свете люблю я слушать разговоры взрослых. Особенно радуюсь я гостям. Вот когда интересно бывает!
Плохо только, что гости чаще всего приходят по вечерам. А ещё хуже, когда мама говорит:
— Го́шо, пора ложиться. Раздевайся, пожалуйста, чисть зубы и марш под одеяло!
Первый раз я делаю вид, будто ничего не слышал. Сижу себе спокойно и продолжаю слушать про космонавтов, атомные бомбы и вулканы в Тихом океане.
Но мама повторяет:
— Иди, Гошенька, иди, мальчик. Эти разговоры не для тебя.
Понятно, можно бы пропустить мимо ушей и второе мамино напоминание, но строгий голос отца добавляет:
— Гошо!.. Ступай спать!.. Ступай-ступай, не тяни!
И я шёл спать. С мокрыми глазами, но шёл. Пока в тот вечер…
В тот вечер у нас опять были гости. Пришли друзья нашей семьи — инженер Пе́нчев и его жена доктор Пенчева. Дядя Пенчев недавно ездил в Египет. И до чего же увлекательно рассказывал он про пирамиды, пальмы, сфинксы и про бетонную стену Ассуанской плотины, которая будет выше, чем башня софийского телевидения!
А однажды инженер Пенчев со своими египетскими друзьями в открытом «джиппе» ехал по шоссе через пустыню. И вдруг поднялась песчаная буря — самум. Небо потемнело. Чёрный песок пошёл волнами, волнами. Засыпал всё шоссе. Машина остановилась…
Сердце у меня стучало, как мотор у мотоцикла:
«А если их засыплет песком?.. А если появятся львы? А если они бросятся на людей?..»
— Гошо! Иди спать!
Ах, как всё же плохо быть маленьким! Когда наконец я вырасту, чтоб никто уж больше мной не командовал!..
— Иди!..
Пошёл я, конечно. Да и как не пойдёшь, раз папа велит.
Только на этот раз я не лёг в постель, а юркнул потихоньку за портьеру у окна. Хотел дослушать, чем кончится рассказ про песчаную бурю…
За портьерой было душно. Голоса доносились словно из глубокой шахты лифта. Навострил я уши, чтоб лучше слышать разговор, но материя заглушала слова. И тогда…
Тогда я сам начал себе всё воображать — сам сочинять…
…Вот я в пустыне… Бескрайние пески… Нет ни «джиппа», ни «Москвича», потому что бреду я без дороги… Рот у меня пересох от жажды… Я еле передвигаю ноги, колени дрожат… Ещё немного, и я упаду… Песок засыплет меня… И вдруг!..
Вдруг выскакивает лев.
Лев, огромный, как сфинкс… Вот он увидел меня!
Зарычал!
Метнулся!
Прыгнул!
— Мама, мама-а! — заорал я и так дёрнул портьеру, что она слетела со стены вместе с деревянным карнизом. Карниз хлопнул меня по лбу…
Очнулся я полузадохшийся под тяжёлой материей. Извлекли меня из неё, как шелковичного червя из кокона. Ах, как это было стыдно, как ужасно!
Гости умирали со смеха, но мне не было смешно. Свернувшись, лежал я под одеялом и щупал шишку, быстро наливавшуюся на лбу.
«А что, если она вырастет с буйволиный рог? — спрашивал я себя. — Или останется насовсем? Так мне и надо за то, что подслушиваю чужие разговоры!»
Ну ничего! Лучше уж пусть карниз по лбу треснет, чем лев сожрёт… Правда ведь?
Хитрану перехитрили
Тётка Ге́на, главная птичница бунинского кооперативного хозяйства, была очень голосистая. Голосистей самого большого громкоговорителя, который висит в Бунине посреди площади на бетонном столбе.
Станет тётка Гена звать внуков: «Га́нчо-ооо!.. Да-мя́нчо-ооо!..» — и Ганчо с Дамянчо слышат её, даже если купаются за солом, в глубоких омутах Искыра.
Вот и сейчас — бежит тётка Гена по дороге с птицефермы в село.
Бежит и бранится во весь голос:
— Будь она проклята, эта хвостатая воровка! Хитрющая эта Хитрана! Хоть бы ей костью подавиться! Хоть бы ей камнем хвост придавило! А уж эти охотники нагни — глаза б мои на них не глядели!
Ганчо с Дамянчо жили в последнем доме, у околицы, и первыми услыхали брань разгневанной бабки.
А услыхав, тотчас выбежали за ворота ей навстречу:
— Что случилось, бабушка? Опять лиса наведывалась?
— Опять! Опять заявилась, проклятая! Только что самого лучшего петушка унесла. Белого с кудрявым гребешком. Вот я и иду охотников звать. Спрошу их, зачем носят они страшные свои ружья. Зачем зря кормят ленивых своих собак. Чтоб за бедными зайчатами гоняться? А вороватую лису поймать — это они не могут! Заставлю их сейчас же идти ловить её. Хорошо, что сегодня воскресенье, все по домам сидят!
