Битвы и приключения - [19]
— Надо посмотреть, что там, в зарослях! — сказал староста. — Кто пойдёт?
Мужчины опустили головы. Никто не шевельнулся.
— Ну! Ведь на войне-то вы были?
— На войне дело другое… Там змеев нет, — отозвался один.
— Дяденька староста, — вдруг выкрикнул я, — давайте я поймаю змея!
Все засмеялись.
— Сопляк! — обругал меня староста. — Ты лучше за бабкин подол держись!
Но я уже бежал к зарослям.
— Держите его! Держите! Он тронулся! — кричали мне вслед.
А я смеялся.
Перемахнул через плетень, забрался в бузину и нашёл разорванного бумажного змея.
— Змей его съел! Съел его змей! — слышал я причитания бабушки.
— Поймал! Поймал! — крикнул я в ответ.
Когда я вернулся и показал «страшного змея» — хохотал и стар и млад.
Но вот наконец хлынул долгожданный дождь. Все разбежались по домам, довольные и весёлые.
Когда мы вернулись к себе, бабушка сказала мне, улыбаясь:
— Послушан, сынок, если снова начнётся засуха, сделай снова такого же доброго змея. Пусть он опять приведёт тучи.
— Сделаю, бабушка, сделаю! — рассмеялся я. — Будет ветер, будет и дождь.
Догадливый вожак
Все ребята из Рыбацкой слободки входили в прославленный отряд Ла́лю.
Замечательным вожаком был этот Лалю! Никто не мог, как он, взобраться на самую верхушку тополя перед двором Поповых, никто не решался переплывать рукав Дуная до самого острова, никто из ребят не мог только одной удочкой наловить целое ведёрко рыбы!
И ещё Лалю был мастер придумывать игры. Он мог устроить игру после любого урока истории. У старой римской крепости на холме ребята изображали въезд царя Симео́на в Царьград, а в глубоком, поросшем бузиной и крапивой овраге представляли, как Крум разбивает Никифора[3].
Иногда Лалю превращал своих друзей в индейцев — с луками, копьями, томагавками, мокасинами и перьями, в другой раз ребята становились финикийцами: брали отцовские лодки и отправлялись по Дунаю открывать «неизвестные и таинственные земли», полные «пиратских сокровищ». Может быть, поэтому ребята из других слободок называли маленьких рыбаков «финикийцы».
Верными и дружными были финикийцы из отряда Лалю. И это лето прошло бы у них в играх, шалостях, купании и рыбной ловле, если бы слободской бакалейщик — отец Са́шко — не купил своему сыну футбольный мяч.
Да и не мяч это был, а настоящее чудо! Но, хоть бакалейщик привёз его из самой Софии, всё равно, если бы Сашко был верным финикийцем, он не должен был забывать своих товарищей и задирать нос.
— Са-шко! Слышишь, Са-шко! — кричала ему из окна мать. — С кем ты играешь? Опять с ребятами из Рыбацкой слободы? Разве ты не знаешь, что там всякие болезни? Найди какого-нибудь приличного мальчика и играй с ним.
Сашко тут же брал мяч, прогонял со двора своих недавних друзей и запирал большие железные ворота.
Двор родителей Сашко был большой, просторный, выстланный плитками. Ограда высокая, каменная, с железными, острыми, как копья, прутьями. Финикийцы карабкались на ограду, хватались за прутья и смотрели, как Сашко один гоняет новый, раздутый, как арбуз, и лёгкий, как пёрышко, футбольный мяч. Но при виде своих друзей, взобравшихся на ограду, он начинал покрикивать по примеру матери:
— А ну, слезайте! Того и гляди, занесёте через ограду какую-нибудь болезнь!
Пристыжённые ребята спускались вниз и хмуро поглядывали на своего вожака, как будто он был виноват в том, что у них нет мяча.
— Ну его, пусть надувается, как мяч, — говорил Лалю. — Я ему покажу!.. Пойдёмте играть в овраг!..
Изгнанные финикийцы шли за своим вожаком, но все игры, которые он придумывал, теперь казались им неинтересными. Ребята старались потихоньку улизнуть, и Лалю оставался один. Вожак знал, что его друзья вертятся вокруг дома бакалейщика — авось Сашко позовёт кого-нибудь погонять вместе чудесный мяч.
Лалю возвращался домой, брал удочку и отправлялся вниз по реке. Но даже здесь не мог забыть этот проклятый мяч. Сядет на берегу, закинет удочку с червяком, и ему всё кажется: вот он дёрнет её — и вытащит не рыбу, а мяч.
Как знать? Может быть, там, где-нибудь в Будапеште, Вене или в другом каком дунайском городе, ребята заиграются и уронят в воду мяч. А река принесёт его…
Размечтавшись, Лалю уже не смотрел на удочку, а пристально разглядывал блестящую водную поверхность.
Проходили часы, но мяч на удочку не попадался, да и рыба клевала хуже, чем обычно.
Распался дружный отряд финикийцев. Ребята встречались со своим вожаком, играли иногда с ним, но вскоре опять убегали к дому Сашко.
Так прошло четыре дня. На пятый Лалю зашёл в мастерскую сапожника, чинившего обувь слободским жителям.
— Дядя Стои́мен, — тихо сказал он. — Ты умеешь шить мячи?
— Какие такие мячи? — Сапожник поднял заросшее лицо.
— Да какие… футбольные.
— Откуда же мне уметь, Лалю? — покачал головой Стоимен. — Видел я их — искусный крой нужен. Модель! Да если и выкроить, ведь можно скривить. Купи лучше готовый. Продают их в магазине. У них и камера и насос — всё как полагается.
— Что верно, то верно, — ещё тише сказал покинутый финикиец. — Да только знаешь, сколько они стоят? Сто восемьдесят левов!
— Да, деньги немалые, — согласился сапожник. — Мне целый месяц стучать, и то столько не настучу… О тебе и речи нет, где тебе взять.
