Битва за Рим - [13]

— Как же коротка ваша память, досточтимые заседатели! — восклицал Антоний Оратор. — Постарайтесь же припомнить события, происходившие всего несколько лет назад, когда в нашем возлюбленном римском Сенате толпились capite censi, когда в животах этих людей было столь же пусто, как и в их амбарах. Помните ли вы, как некоторые из вас, — на скамье присяжных обязательно сидело не менее полудюжины зерновых магнатов, — брали за четверик зерна не менее пятидесяти сестерциев — так мало пшеницы оставалось в ваших закромах? А малоимущие день ото дня становились все многочисленнее, они взирали на нас и глухо ворчали. А все потому, что Сицилия, наша зерновая корзина, лежала в руинах, превратившись в Илиаду скорби…

Рутилий Руф вцепился Марию в руку и в ужасе застонал:

— И он туда же! Да сожрут черви этих воров, не гнушающихся чужими находками! Ведь это моя фраза! Илиада скорби! Вспомни-ка, Гай Марий, как я употребил это выражение в письме, которое отправил тебе в Галлию много лет назад! Как я потом страдал, узнав, что его стащил у меня Скавр! И что же теперь? Фраза у всех на языке, и приписывают ее именно Скавру!

— Тихо! — прикрикнул на него Марий, не желая упустить ни слова из речи Марка Антония.

— …Еще более скорбную из-за невиданных упущений правительства! Теперь мы наконец-то знаем имя основного провалившегося администратора, не так ли? — Юркие красные глазки уперлись в одну из наиболее безразличных физиономий во втором ряду присяжных. — Не припоминаете? Ну так я освежу вам память! Молодые братья Лукуллы разоблачили его, лишили гражданства и отправили в изгнание. Я имею в виду, конечно же, авгура Гая Сервилия. На Сицилии уже четыре года кряду не собирали урожая, когда туда прибыл досточтимый консул Маний Аквилий. Позвольте напомнить вам, что на Сицилии выращивается половина потребляемого нами хлеба.

Сулла привстал с места, кивнул Марию, а потом перенес внимание на Рутилия Руфа — тот по-прежнему кипел.

— Ну, как тебе процесс?

— О судьбе Мания Аквилия ничего нельзя сказать определенно. Присяжным хочется найти лазейку и все же осудить его, поэтому, полагаю, они своего добьются. Это преподаст славный урок любому ротозею, который рискнет оказать поддержку Гаю Марию.

— Цыц! — опять шикнул на него Марий.

Рутилий Руф отошел от него, чтобы не мешать, и потянул за собой Суллу.

— Ты ведь и сам поддерживаешь теперь Гая Мария не столь рьяно, как прежде, Луций Корнелий?

— Мне надо думать о карьере, Публий Рутилий, и я сомневаюсь, что ей пойдет на пользу, если я буду поддерживать Гая Мария.

Рутилий Руф согласно кивнул:

— Да, это вполне понятно. Но, друг мой, он не заслуживает такого отношения к себе! Напротив, следует, чтобы все близкие подперли этого гиганта плечами.

Что он несет, этот Рутилий Руф? Суллу передернуло, но он постарался не показывать, как больно ему слышать подобные речи.

— Тебе хорошо говорить! Ты — консуляр, ты познал величие. А я еще нет! Можешь называть меня предателем, если тебе так больше нравится, но клянусь тебе, Публий Рутилий, что тоже покрою себя славой! И да помогут боги тем, кто встанет мне поперек дороги!

— В том числе Гаю Марию.

— В том числе и ему.

Рутилий Руф больше ничего не сказал, а только удрученно покачал головой. Сулла тоже немного помолчал. Потом произнес:

— Я слышал, что кельтиберы замахиваются на большее, чем может выдержать наш наместник в Ближней Испании. Долабелла в Дальней Испании так завяз с лузитанами, что не может выступить ему на помощь. Видимо, Титу Дидию придется в его консульский срок отправиться в Ближнюю Испанию.

— А жаль, — откликнулся Рутилий Руф. — Мне нравится стиль Тита Дидия, пусть он и «новый человек». Разумные законы — это то, чего мы все дожидались, тем более что их предлагает консул.

— Значит, по-твоему, наш любимый старший консул Метелл Непот не совсем удачно разрабатывал законы? — с улыбкой спросил Сулла.

— Здесь я с тобой одного мнения, Луций Корнелий. Чем был озабочен Цецилий Метелл, занимаясь совершенствованием государственного механизма, если не собственным положением? Зато два скромных закона Тита Дидия важны и благотворны. Теперь отпадает необходимость проталкивать законопроекты через собрания, раз между обнародованием и ратификацией должны истечь три полных рыночных дня. Пропала и нужда сводить вместе совершенно несвязанные материи, отчего закон терял всякую ясность. Даже если в текущем году в Сенате и комициях больше не произойдет ничего стоящего, мы хотя бы можем довольствоваться законами Тита Дидия, — с удовлетворением заключил Рутилий Руф.

Однако Суллу законы Тита Дидия не интересовали.

— Ты совершенно прав, Рутилий Руф, но я толкую не об этом. Если Тит Дидий отправится в Ближнюю Испанию разбираться с кельтиберами, то я присоединюсь к нему в качестве старшего легата. Я уже переговорил с ним об этом, и он отнесся к моему предложению более чем одобрительно. Война обещает быть длительной и непростой, так что от нее есть основания ожидать и трофеев, и укрепления собственной репутации. Кто знает, вдруг мне отдадут под командование целую армию?

— Ты уже завоевал репутацию дельного полководца, Луций Корнелий.