Битва за рай - [51]

Она никому не позволяла прикоснуться к приёмнику, потому что это было радио её отца, и никому его не доверяла. Это ведь была единственная вещь отца, оставшаяся у Корри. И хотя мы подтрунивали над ней, всё равно возникало напряжение, когда она включала приёмник. Но дни шли, а результата не было, и Корри говорила, что батарейки вот-вот окончательно сядут.

Как-то вечером я сидела с ней рядом, когда Корри в очередной раз принялась исследовать всю шкалу. И как обычно, не услышала ничего, кроме шума. Корри со вздохом выключила приёмник. Мы поболтали, так, ни о чём в особенности, и вдруг она сказала:

   — А для чего всё остальное?

   — Что остальное?

   — Ну, все другие настройки.

   — О чём ты?

Корри пустилась в длинные объяснения насчёт того, как в тех редких случаях, когда отец позволял ей взять этот приёмник, он говорил, что нужно ловить станции на шкале средних волн.

   — Только средние? Давай-ка посмотрим.

Корри с некоторой неохотой протянула мне приёмник. Я поняла по надписям, что он сделан во Франции. И попыталась перевести. Ну, средние волны обозначались так же. «Etendue» — наверное, длинные или что-то в этом роде. И вдруг до меня дошло.

   — Корри, это не обычный транзистор. Он коротковолновый.

   — Что это значит?

   — Значит, что ты можешь ловить станции по всему миру. Корри, ты что, пыталась поймать только местные станции?

   — Ну да. Так мне папа говорил. FM. Об остальном я ничего не знаю, и я не хотела сажать батарейки, шаря по всем шкалам. Они и так уже почти сдохли, а других у нас нет.

Я ужасно разволновалась и закричала всем:

   — Эй, идите сюда, ребята, скорее!

Они прибежали, услышав настойчивость в моём голосе.

   — Приёмник Корри может ловить короткие волны, только она этого не знала. Хотите проверить? Батарейки почти сели, но вдруг повезёт?

Я выбрала шкалу «ОС Etendue 1» и вернула транзистор Корри:

   — Давай, Корри. Просто двигайся по этой шкале, как обычно.

Мы столпились вокруг Корри, а она, от волнения слегка высунув язык, начала медленно вращать ручку. И через мгновение мы уже услышали рассудительный взрослый голос, какого большинство из нас не слышало уже давно. Это была женщина, быстро говорившая сквозь шум, но на непонятном языке.

   — Продолжай, — выдохнул Гомер.

Мы услышали обрывок какой-то экзотической музыки, потом голос, явно американский, сказал: «Впустите Его в своё сердце, и только тогда вы познаете истинную любовь», потом попались ещё две иностранные станции.

   — Это Тайвань, — сказала Фай про одну из них.

А потом, когда приёмник уже начал замолкать, раздался слабый голос, говоривший по-английски. Голос был мужским, и мы все услышали вот что:

   — ...предупредил, чтобы Америка не вмешивалась. Генерал заявил, что Америка ввяжется в самую долгую, дорогостоящую и кровавую войну за всю свою историю, если попытается вмешаться. Он сказал, что его силы заняли несколько главных прибрежных городов. Большая часть внутренних территорий уже захвачена, и потери превзошли все ожидания. Многие гражданские и военные взяты в плен, но их содержат в соответствии с законами гуманизма. Группам Красного Креста будет позволено в этом убедиться, когда ситуация стабилизируется.

Генерал повторил, что целью вторжения является «устранение дисбаланса в регионе». Международное напряжение продолжает нарастать, а космическая разведка сообщает о спонтанных схватках во многих районах страны и по меньшей мере о двух серьёзных битвах на суше...

На том всё и кончилось. Голос как-то сразу умолк. Мы ещё поймали несколько отдельных слов: «Организация Объединённых Наций», «Новая Зеландия», «от двадцати до двадцати пяти самолётов», и всё. Мы переглянулись.

   — Так, давайте быстро возьмём бумагу и карандаши и запишем всё, что запомнили, — спокойно сказал Гомер. — А потом сравним записи.

Мы сделали это десять минут спустя. Просто удивительно, как разнились между собой наши версии, но в главных деталях мы оказались едины.

   — Прежде всего, — сказал Гомер, садясь на корточки, — мы теперь точно знаем: это не Третья мировая война. Пока не она. Похоже, всё это касается только нас.

   — О пленниках нормально говорили, — сказала Корри.

Все согласно кивнули. Похоже, это было правдой. И нам всем стало немножко легче, хотя всё равно нас терзали жуткие страхи.

   — Он пытается напомнить американцам о Вьетнаме, — сказала Фай. — Это ведь вроде их национального кошмара или что-то в таком роде.

   — Для вьетнамцев это был кошмар похуже, — заметил Крис.

Я посмотрела на Ли, но на его лице ничего не отразилось.

   — Американцам не хочется ввязываться в проблемы других стран, — сказала я, припомнив уроки истории двадцатого века. — Вудро Вильсон[2] и изоляционизм, разве нам не эту тему задавали на каникулы?

   — Мм... напомни мне написать этот доклад сегодня вечером. — Это был Кевин.

   — «Международное напряжение» звучит многообещающе, — проговорила Робин.

   — Пожалуй, это и есть наша главная надежда. Но я представить не могу, чтобы множество других стран ринулись проливать за нас кровь, — сказала я.

   — Но разве у нас нет всяких там международных договоров? — спросил Кевин. — Я думал, политики должны такое предусматривать. А иначе за что они получают свои деньги?