Битва за Псков. Апрель 1944 - [23]
Получая донесения с фронта, к 11.30 командование XXVIII ак осознало масштаб прорыва – весь участок обороны 212-й пд. Командир корпуса приказал немедленно отправить 23-й и 24-й егерские полки люфтваффе к 212-й пд, и подчинить их ей. 23-му еп (л) придавались 4 штурмгешутца из состава 184-й бригады штурмовых орудий. Часть подразделений 24-го еп по мостам через р. Великая у Выдра выдвигалась к д. Атаки. Другая часть моторизованным маршем через Воскресенск на фронт 215-й пд. К 24-му еп (л) в 12–00 должна была присоединиться 2-я батарея 184-й бригады. 320-му гп 212-й пд придавались 4 штурмгешутца, находившиеся у д. Орехова Гора. 3 штурмгешутца из состава 13-й апд (л) должны были прикрывать движение 23-го еп (л) (26, frame000123).
46-я дивизия, при поддержке двух батарей 1902-го самоходно-артиллерийского полка, к исходу дня вышла на линию Стремутка – Бродцы. 340-й полк вел бой за д. Стремутка. Немцы здесь ввели в бой тактический резерв – 316-й пехотный полк 212-й дивизии. 314-й сп атаковал противника у д. Бродцы. После полудня этот участок прибыл 24-й егерский полк 12-й авиаполевой дивизии. В 22.00 немецкие войска силами свыше батальона, при поддержке 10 единиц бронетехники, контратаковали 314-й стрелковый полк. Контратака была успешно отражена. 176-й полк 46-й дивизии находился во втором эшелоне.
Положение войск XXVIII ак 31 марта. T-314 R-801 frame000953.
Командир 46-й сд генерал Борщёв Семён Николаевич.
Донесения 212-й пд сообщали, что советские войска к вечеру сосредоточились у Стремутка и оказывали сильное давление на немецкий фронт у д. Оленино, где предполагался прорыв четырех советских танков. 3-й батальон 316-го гп в течение дня держался у деревень Стремутка и Дьяково, но к вечеру был выбит с этого участка. От 3-го батальона 423-го гп не поступило ни одного донесения (26, frame000909).
Бою 31 марта уделено значительное внимание в воспоминаниях командира 46-й сд Борщева С. Н.: «В ночь с 30 на 31 марта части дивизии, соблюдая тщательную маскировку, вышли на исходные позиции. Местность в этом районе была болотистая, сплошь залитая водой. Глубина нейтральной полосы достигала двух километров. Мы решили поэтому выдвинуть пехоту первого эшелона во время артиллерийской подготовки на рубеж атаки – восточный берег реки Многа. В первом эшелоне должны были наступать 340-й и 314-й стрелковые полки, во втором – 176-й полк.
К часу ночи все было готово. До начала наступления осталось всего несколько часов. Казалось, никто из нас не волновался.
Сколько раз уж до этого приходилось прорывать сильно укрепленную оборону врага. И все же основания для волнения были.
Наступило утро. За ночь чуть подморозило, лужи затянуло пленкой льда. Было ясно и тихо. Солнце осветило всю панораму будущего поля боя. Далеко в глубине обороны противника видны были деревушки Анисимово, Дьяково, Стремутка, Коровино и русло реки Многа с многочисленными излучинами.
Этот наступательный бой оказался для нас во многом поучительным, поэтому хочется рассказать о нем подробнее.
В 8 часов 20 минут началась одновременно артиллерийская и авиационная подготовка. В течение 100 минут артиллерия взламывала оборону, уничтожала живую силу и огневые средства противника, а авиация громила его опорные пункты и резервы. Враг не отвечал огнем артиллерии, что редко бывало в подобных случаях. Я решил воспользоваться этим и отдал приказ немедленно начать выдвижение нашей пехоты на восточный берег. Командиры полков доложили мне по рации об исполнении приказа. Наша пехота, не задерживаясь на рубеже атаки, устремилась вперед.
Не прошло и 10 минут, как подполковник А. П. Мельников доложил по рации, что его полк форсировал реку Многу и овладел первой и второй траншеями противника.
– Передайте точно свое местонахождение! – только успел приказать я, как рация замолчала.
Признаюсь, у меня, как говорят, сердце оборвалось. Смотрю на часы. В это время по графику артиллерийской подготовки должен быть последний огневой налет по переднему краю, и если не отменить его, то удар придется по боевым порядкам 314-го стрелкового полка.
Я приказал командующему артиллерией дивизии подполковнику Девяткину немедленно отставить огневой налет. Но штаб артиллерии еще не успел передать мой приказ, как раздался залп гвардейских реактивных минометов. Их удар пришелся по переднему краю обороны противника, где, согласно докладу Мельникова, была уже наша пехота. Неужели случилось непоправимое? За все время войны я еще ничего подобного не испытывал. Правда, 12 января 1943 года в начале боев за прорыв блокады наши воины, преодолевая Неву, «прижались» к залпу «катюш», и мы тогда тоже немало пережили, но вскоре успокоились – все происходило у нас на глазах и завершилось наилучшим образом. Сейчас же мы думали, что наши пехотинцы угодили под залп. Пришлось тут же доложить о случившемся командиру корпуса генерал-лейтенанту И. В. Хазову. Его НП был рядом с моим. Я видел, как побледнел генерал. Видимо, и я выглядел не лучше. Прошел час, показавшийся нам целой вечностью, а о положении 314-го полка ничего не было известно.
Первым разрядил тревожную обстановку полковник И. Н. Фадеев. Он доложил, что его полк дружно атаковал передний край, овладел первой позицией противника и продолжает успешно наступать.
