Битва за Ленинград - [122]
Федор Христофорович, сын управляющего Александро-Невской мануфактурой «К. Я. Паль», конечно же, был прощен Марией Грустилиной, бедной девушкой без приданого. Молодые вопреки воле родителей обвенчались и через два года родилась Ольга Берггольц — поэтесса, которой суждено было стать голосом блокадного Ленинграда.
Феномен Ольги Берггольц — это феномен попадания в нерв времени. В блокадном городе были и другие поэты, не меньшего дара. Вообще о Берггольц, да простят меня ее поклонники, можно говорить, как о крепком, талантливом поэте, но крупный поэтический дар, равный Ахматовой, Пастернаку, Мандельштаму, Луговскому, Корнилову у нее, конечно же, отсутствовал. А в блокадном Ленинграде, в войсках Ленинградского фронта воевали, выживали и творили Михаил Дудин, Эдуард Асадов, Владимир Лифшиц, Елена Вечтомова. Да что там, Анна Ахматова застала кусок блокады перед эвакуацией в Ташкент. Но Ленинград выбрал Берггольц. Это ее тихий голос давал измученным людям надежду, веру, воскрешал из мертвых, вливал силы в окоченевшие руки и ноги. В чем магия? В чем секрет? «Блокадная Мадонна», «наша Оля», «блокадная муза»… Из автора милых, но малоизвестных детских книжек и сценариев она, сама того не понимая и не желая, стала голосом Города. А Город не ошибается.
Попробуем разобраться в этом чуде!
Ольга Берггольц родилась 18 мая 1910 года, менее чем через шесть месяцев после свадьбы родителей. Этому, конечно же, было объяснение. Федор Христофорович оказался честным молодым человеком и женился на девушке, зачавшей от него ребенка. Он перевелся из Дерпта в Санкт-Петербург и продолжил обучение в Военно-медицинской академии. Не все гладко было в их семье. Свекровь травила Марию Тимофеевну: за бедность, за зачатого в грехе ребенка, просто за то, что она оказалась рядом с ее сыном.
Маленькая Оля стала жить в доме Берггольцев на Палевском проспекте. Федор Христофорович «перевелся обратно в Тартуский университет, а Мария Тимофеевна, оставив дочь на попечение бабушки и дедушки, уехала работать в город Боровичи Новгородской губернии преподавательницей кройки и шитья… Мария Тимофеевна была вынуждена вернуться под крышу дома Берггольцев, когда вновь забеременела. В конце августа 1912 года она родила вторую дочь — Марию»[293]. Впоследствии в автобиографической повести «Дневные звезды» Ольга Берггольц вернется к тем далеким детским воспоминаниям и опишет Невскую заставу и уютный мещанский быт патриархальной семьи. И все это будет вплетено в ткань блокадного Города, в ежедневную смерть от голода и холода. И само это ощущение конечности жизни, страсти, взлетов, ежеминутного горения (как перед смертью, как в последний раз) станет центральным мотивом в ее творчестве.
В 1914 году отец Ольги завершил, наконец, учебу в Дерптском университете, «но уже в сентябре был призван в армию… В октябре 1915 года отец побывал дома. Привез дочерям в подарок немецкую каску, всей семьей сходили в зоопарк и снялись в фотоателье: Христофор Фридрихович, Ольга Михайловна, Федор Христофорович, Мария Тимофеевна, Ольга и Муся»[294].
Но вскоре отец снова уезжает на фронт и там встречает сестру милосердия Варвару Николаевну Бартеневу. У них случился роман. Мария Тимофеевна догадывалась, почему муж не очень-то стремится к семье, и это стало для нее ударом. Их брак начинает медленно, но верно разрушаться.
И вот наступила революция. «Участок на углу Палевского и Шлиссельбургского проспекта сожгли почему-то не в феврале, а в октябре семнадцатого года, — вспоминала Ольга. — Утром мы ходили с мамой на проспект и видели, как еще дымились развалины участка, а по Шлиссельбургскому мчались грузовики, в кузове которых, опираясь на ружья, стояли рабочие в кожанках и матросы, крест-накрест опоясанные пулеметными лентами, и ветер раздувал у них на груди огромные красные банты.
После революции, когда жизнь в доме на Палевском стала совсем тяжелой, свекровь прямо сказала невестке, что та должна искать пропитание себе и дочерям. Тогда Мария Тимофеевна взяла детей и в начале июня 1918 года уехала с ними в Углич, где жили родственники»[295]. Об этом периоде жизни у Ольги Берггольц останутся самые яркие и светлые детские воспоминания. Несмотря на тяжелые условия жизни (они поселились в келье Богоявленского монастыря), на недостаток хлеба, маленькая Оля своим неопытным детским сердцем что-то узрела в суровых монастырских стенах, в людях, населявших монастырь, в самом неспешном угличском укладе, — месте определенно сакральном для всей русской истории. И эту глубинную память (нет, не счастья, но возможности иной судьбы, иного человеческого предназначения, иных временных координат) она сохранила на всю оставшуюся жизнь.
Уже в Углич за ними приехал отец, теперь красный командир, начальник медицинского военного поезда.
«Мне было десять лет, а сестре восемь, когда однажды утром я проснулась и вдруг увидела, что какой-то военный стоит посредине кельи, спиной к нашей кровати. Его красноармейская шинель была нараспашку, в правой руке он держал мешок, а левой обнял маму и, быстро похлопывая ее по плечу, говорил негромко:
